В восемь часов над моей головой в комнате Льюиса открылось окно. Вздрогнув, я услышала, как он, насвистывая, спускается в кухню и ставит кофейник. Похоже, после сна его дурман окончательно выветрился. Я глубоко вздохнула и вошла в кухню. Он немного удивился. Я взглянула на него, такого юного, растрепанного и заспанного.

– Извините меня за вчерашнее, – сразу же сказал он. – Я больше никогда не буду глотать эту гадость.

– Да, конечно, – ответила я мрачно и села наконец на кухонный стол. Странно, но с его появлением мне полегчало. Льюис с сосредоточенным видом следил за кофейником, но что-то в моем голосе заставило его обернуться.

– Что-нибудь случилось?

В халате, с растрепанными волосами и удивленно поднятыми бровями, он казался таким невинным, что я засомневалась. Цепь доказательств, которую я сплела ночью, вдруг распалась. Все же я выдавила:

– Льюис… ведь это не вы их убили, правда?

– Кого именно?

Уже сам ответ меня напугал. Я боялась даже взглянуть на него.

– Всех: Франка, Болтона, Луэллу.

– Я.

Я тихо застонала и откинулась на спинку стула. Он продолжал тем же тоном:

– Не стоит об этом думать. Доказательств нет. Эти трое больше не причинят вам боли.

Я остолбенела.

– Льюис… вы ненормальный? Нельзя убивать людей! Это… это нехорошо…

Высказалась я не слишком удачно, но в подобном состоянии слова подбирать не приходится. Впрочем, в самых трагических ситуациях я почему-то всегда лепечу какие-то глупые, высоконравственные фразы.

– Нехорошо? А воровать, подкупать, унижать, бросать-по-вашему, хорошо? Но ведь делают.

– За это не убивают, – сказала я твердо. Он пожал плечами. Я была готова к сцене разоблачения, и поэтому его спокойный тон меня поражал.

Льюис обернулся:

– Откуда вы узнали?

– Я думала. Думала всю ночь.

– Так вы, наверное, умираете от усталости. Хотите кофе?

– Нет. Я-то как раз жива, – простонала я. – Льюис… что вы теперь собираетесь делать?

– Да ничего. Произошло самоубийство, убийство с целью ограбления и автомобильная катастрофа. Вот и все.

– А я?! – взорвалась я. – Я что, должна жить под одной крышей с убийцей? Должна позволять вам убивать людей просто так, за здорово живешь, от нечего делать?

– За здорово живешь? Нет, Дороти, я убил лишь тех, кто сделал вам больно. Это не прихоть.

– Но кто вас просил? Вы что, мой телохранитель?

Он наконец поставил свой чертов кофейник и со спокойным видом повернулся ко мне:

– Нет, – сказал он, – но я вас люблю.

В этот момент я соскользнула со стула и впервые в жизни хлопнулась в обморок.

Очнувшись на диване, я увидела искаженное лицо Льюиса. Он молча протянул мне бутылку виски. Не сводя с него глаз, Я сделала глоток, потом еще один. Сердце мое забилось спокойней. И я тут же пришла в бешенство:

– Ах вот оно что! Вы, оказывается, меня любите? Неужели? И поэтому вы убили беднягу Фрэнка? И несчастную Луэллу! Почему же вы в таком случае не прикончили Пола? Он же мой любовник!

– Потому что он вас любит. Но если он захочет вас бросить или предать, я убью и его.

– Боже мой, да вы просто псих. А раньше вы многих убивали?

– До встречи с вами-нет, – сказал он. – Никогда. Незачем было. Я никого не любил.

Он вдруг разволновался и заходил по комнате, потирая подбородок. Это напоминало какой-то дурацкий сон.

– Видите ли, до шестнадцати лет никто не обращал на меня никакого внимания. А когда я вырос, все вдруг от меня чего-то захотели - мужчины, женщины, но с условием, что… ну…

Застенчивость этого убийцы переходила все границы. Я оборвала его:

– Понимаю.

– Ничего и никогда просто так! Ничего и никогда даром! Ни одна живая душа до вас. И когда я лежал там, наверху, я все время мечтал, что вы когда-нибудь…

Он покраснел. По-моему, я тоже. Прямо как в романах Делли и Д. X. Чейза. Я была совершенно разбита.

– Когда я понял, что вы взяли меня просто так, что вы добрая, я вас полюбил. Конечно, я знаю, вы считаете меня ребенком, вы предпочитаете Пола Бретта, и я вам совсем не нравлюсь. Но я могу хотя бы оберегать вас. Вот и все.

Вот и все. Как это он говорит? Вот и все. Я попала в жуткий переплет. Сделать ничего нельзя, я погибла. В придорожной канаве я подобрала сумасшедшего, маньяка. Пол был прав, прав как всегда.

– Вы на меня не сердитесь? – спросил Льюис.

Я даже не ответила. Не сержусь ли я на человека, убившего троих, чтобы доставить мне удовольствие? Даже само слово - «сердиться» Льюис произнес как провинившийся ученик. Я думала, вернее, только делала вид, что думаю: в голове моей было совершенно пусто.

– Льюис, теперь я вынуждена сдать вас полиции. Это мой долг.

– Как хотите, – ответил он спокойно.

– Следовало бы позвонить туда немедленно, – тихо сказала я.

Он поставил передо мной телефон, и мы тупо уставились на него, как будто впервые видели. Потом я потребовала:

– Расскажите, как все это произошло?

– Франка я позвал от вашего имени в мотель, а сам забрался в окно. Что касается Болтона, я быстро его раскусил и для виду согласился. Он тут же назначил мне свидание в своем любимом заведении. От радости он был сам не свой. Дал мне ключ от номера. Никто не заметил, как я прошел туда. А с Луэллой было еще легче: ночью я просто развинтил болты в ее машине. Вот и все.

– Спасибо, достаточно, – сказала я. – И что же мне теперь делать?

Я, конечно, могла выгнать Льюиса из дома и постараться забыть всю эту историю. Но это все равно что выпустить хищника из клетки. Он будет следить за мной издалека и с методичностью автомата убивать окружающих меня людей. Можно потребовать, чтобы он уехал, но контракт подписан, и его непременно отыщут. Сдать его в полицию я не могла. Я туда вообще никого не смогла бы сдать. Тупик, полный тупик.

– Знаете, – сказал Льюис, – никто из них не мучился. Все произошло очень быстро.

– И на том спасибо, – съязвила я. – С вас бы сталось изрезать их перочинным ножиком.

– Вы прекрасно знаете, что нет, – сказал он с нежностью и взял меня за руку. От растерянности я ее не вырвала, только подумала, что тонкая, нежная рука, держащая мою ладонь, убила трех человек. Эта мысль меня почему-то больше не ужасала. Наконец я решительно высвободилась.

– И мальчишку вчера в баре вы тоже хотели убить, не так ли?

– Да. Но это было глупо. Я наглотался ЛСД и не соображал что делаю.

– Льюис, вы понимаете, что вы натворили? Я рассматривала его тонкое лицо, зеленые глаза, властный изгиб губ, черные волосы и пыталась найти хотя бы намек на раскаяние. Ничего подобного. И от садиста ничего не было. Только одна безграничная нежность. Льюис смотрел на меня, как на капризного ребенка, хныкающего по пустякам. Могу поклясться, в его глазах даже была жалость. Это меня добило: я зарыдала. Он обнял меня, стал гладить по голове; я не вырывалась.

– Чего уж теперь плакать, – прошептал он.

2011-8-12 10:19