– Вы же понимаете, это простая формальность, – говорил он. – Но вы действительно ничего больше не знаете об этом парне?

– Ничего.

– И он живет здесь уже три месяца?

– Ну да!

Я говорила как бы извиняясь:

– Вы, должно быть, считаете, что я не очень любопытна?

Он поднял свои черные брови, и лицо его приняло выражение, которое я часто замечала у Пола:

– Это еще мягко сказано.

– Видите ли, – возразила я. – Мне кажется, все и так слишком много знают друг о друге, это довольно утомительно. Известно, кто с кем живет, на какие деньги, кто с кем спит, кто что думает о себе… ну… и многое другое. Немного тайны, для разнообразия, а? Вам это не кажется заманчивым?

Ему явно так не казалось.

– Это зависит от точки зрения, – сказал он холодно, – и вряд ли устроит следствие. Естественно, я не считаю, что он умышленно убил Маклея. Насколько я понимаю, он - единственный, к кому Маклей относился нормально. Но тем не менее стрелял именно он. И для его карьеры будет лучше, если на суде я представлю его как пострадавшего.

– Расспросите его сами, – сказала я. – Я знаю, что он родился в Вермонте. И больше, пожалуй, ничего. Разбудить его? А может, хотите еще кофе?

Это было на следующий день после убийства. Лейтенант Пирсон поднял меня с постели в восемь часов. Льюис еще спал.

– Благодарю вас, с удовольствием, – сказал он. – Мадам Сеймур, извините, но мне придется задать вам нескромный вопрос. В каких вы отношениях с Льюисом Майлзом?

– Ни в каких, – ответила я. – Между нами нет ничего такого, что вы, вероятно, имеете в виду. Для меня он еще совсем ребенок.

Пирсон посмотрел на меня и неожиданно улыбнулся.

– Уже очень давно я не испытывал желания поверить женщине.

Я льстиво засмеялась. На самом деле было просто стыдно не помочь этому бедняге, этому несчастному стражу порядка, копающемуся в такой ужасной, запутанной истории. С другой стороны, говорила я себе, будь он толстым, лысым и грубым, мои гражданские чувства сразу же весьма бы ослабели. К тому же я засыпала на ходу - давало о себе знать вчерашнее снотворное.

– Перед парнем открывается прекрасная карьера, – сказал Пирсон. – Он замечательный актер.

Я застыла с кофейником в руках.

– А вы откуда знаете?

– Мы вчера посмотрели отснятую пленку. Согласитесь, очень удобно для полиции - заснятое убийство. Не надо проводить следственный эксперимент.

Мы разговаривали через открытую в кухню дверь. Я глупо засмеялась и облила пальцы кипятком. Он продолжал:

– Лицо Льюиса там крупным планом. Надо сказать, оно наводит дрожь.

– Думаю, Льюис будет великим актером, – ответила я. – Это общее мнение.

Я схватила бутылку виски, стоявшую на холодильнике, и хлебнула прямо из горлышка. На глазах выступили слезы, но зато утихла дрожь в руках. Я вернулась в гостиную и как ни в чем не бывало подала кофе.

– Как вам кажется, у Майлза не было никаких причин убивать Маклея?

– Ни малейших, – сказала я твердо. Итак, я стала соучастницей. И не только в собственных глазах, но и с точки зрения закона. Все тюрьмы штата были готовы распахнуть передо мной двери. Что ж, тем лучше, сяду в тюрьму и наконец-то успокоюсь. Внезапно я подумала, что Льюис может во всем признаться. Тогда я оказываюсь не только соучастницей преступлений, но и их подстрекательницей, а это пахнет электрическим стулом. От ужаса я закрыла глаза: все, решительно все было против меня.

– К сожалению, мы тоже так думаем, – услышала я голос Пирсона.

– Извините, я хотел сказать - к сожалению для полиции. Этот Маклей, кажется, был большой скотиной, и кто угодно мог войти в реквизиторскую и заменить патроны. Там нет даже охраны. Это, видимо, безнадежное дело. А я сейчас так измотан.

Он начал жаловаться, но это меня не удивило. Все известные мне мужчины-будь то полицейские, почтальоны или писатели - обязательно рассказывают мне о своих неприятностях. Такой уж у меня дар. И даже налоговый инспектор описывает мне свои ссоры с женой.

– Который час? – спросил сонный голос, и на лестнице появился Льюис в халате, протирая глаза.

Он, видимо, прекрасно выспался, и это меня разозлило. Он может убивать людей, сколько ему угодно, но пусть тогда не храпит в своей постельке, а сам встречает полицейских, пришедших ни свет ни заря.

Я его сухо представила. На его лице не возникло ни тени испуга. Он пожал руку Пирсона, слегка улыбнувшись, попросил разрешения налить кофе, и мне даже показалось, что он спросонья собирается спросить, не сержусь ли я за вчерашнее. Только этого бы еще не хватало. Я сама налила ему кофе, он уселся рядом с Пирсоном, и допрос начался. Я узнала, что этот обаятельный преступник родился в очень хорошей семье, прекрасно учился, приводя в восторг всех преподавателей. И только тяга к бродяжничеству и переменам помешала ему сделать блестящую карьеру. Я слушала все это с открытым ртом. Оказывается, этот мальчик был достойнейшим гражданином до того, как попал в лапы к Дороти Сеймур, роковой женщине номер один, четырежды толкнувшей его на преступление. И это я, за всю жизнь не убившая даже мухи без содрогания, именно я во всем виновата!

Льюис спокойно объяснил, что он, как обычно, взял винчестер на столе в реквизиторской, и ему даже в голову не пришло его проверить, потому что вот уже восемь недель подряд все палили из него почем зря без всяких неприятностей.

– А что вы думаете о Маклее? – вдруг спросил Пирсон.

– Пьяница, – ответил Льюис, – горький пьяница.

– Какие чувства вы испытали, когда он упал?

– Никаких, – холодно ответил Льюис. –Я удивился.

– А сейчас?

– И сейчас никаких.

– И мысль о том, что вы убили человека, не мешает вам спать?

Льюис поднял голову и в упор посмотрел на Пирсона. Я почувствовала, как у меня на лбу выступил пот. Льюис развел руками.

– Я об этом даже не думаю, – ответил он. Я знала, что он сказал чистую правду, и, к моему изумлению, именно этот ответ убедил Пирсона в его невиновности лучше всего остального. Он встал, вздохнул и закрыл свой блокнот.

– Все, что вы мне рассказали, было проверено сегодня ночью, мистер Майлз. Мне очень жаль, что я вас побеспокоил, но таков порядок. Мадам, я вам бесконечно признателен.

Я проводила его до машины. Он пробормотал что-то вроде предложения выпить как-нибудь вместе по коктейлю, я поспешно согласилась. Когда он отъезжал, я обольстительно ему улыбнулась, во все тридцать два зуба. Потом вернулась домой. Меня била дрожь. Льюис, очень довольный собой, маленькими глоточками пил кофе. Тут меня прорвало.

Я схватила подушку и швырнула ему в голову, потом бросила подвернувшуюся под руку чашку. Я кидала не прицеливаясь, ну и, конечно, попала чашкой ему в лоб. У него хлынула кровь, и я снова зарыдала. Уже второй раз за этот месяц и за последние десять лет.

Я упала на диван.

Льюис положил голову на мои руки, по пальцам потекла теплая кровь. Я спросила себя - почему той ночью, на пустынном шоссе, полгода назад, когда я держала в руках эту же голову и пыталась остановить эту кровь, – почему у меня не возникло никакого предчувствия? Надо было оставить его там и убежать или просто прикончить. Рыдая, я отвела Льюиса в ванную, промыла рану спиртом и налепила пластырь. Льюис ничего не говорил и выглядел очень смущенным.

– Вы испугались, – сказал он удивленно. – Это же глупо.

– Глупо… – сказала я с горечью. – Со мной под одной крышей живет тип, отправивший к праотцам пятерых человек…

– Четверых, – скромно поправил он.

– Четверых… да какая разница… потом приходит полицейский, будит меня в восемь утра. И вам кажется глупым то, что я испугалась? Ну, дальше просто ехать некуда.

– Нет никакого повода для беспокойства, – сказал он весело. – Вы же сами видели.

– И потом, Льюис… Вы, оказывается, были образцовым ребенком? Прекрасный студент, отличный работник, как великолепно. А я на кого похожа? На Мату Хари?

Он рассмеялся:

– Я же говорил вам, Дороти. Пока я вас не знал, у меня никого не было, я был совсем один. Теперь, когда появилось что-то мое, я его защищаю. Все очень просто.

– У вас не появилось своего, – выпалила я. – Я – не ваша вещь и, насколько мне известно, не ваша любовница. И вы прекрасно знаете, что, если нас не посадят, я собираюсь в ближайшее время выйти замуж за Пола Бретта.

Он резко встал и повернулся ко мне спиной.

– Вы думаете, – произнес он каким-то далеким, глухим голосом, – что, когда вы выйдете замуж за Пола, я не смогу больше жить у вас?

– Не думаю, что это входит в планы Пола, – начала я. – Он вас очень любит, конечно, но…

Я запнулась. Он обернулся и посмотрел на меня с этим своим ужасным выражением, которое я теперь так хорошо знала. Взгляд слепца. Я пронзительно закричала:

– Нет, Льюис, только не это. Если вы дотронетесь до Пола, вы меня больше не увидите. Никогда. Я вас возненавижу, между нами все будет кончено. Кончено навсегда.

«Что кончено?» - спрашивала я себя. Он провел рукой по лбу и очнулся.

Он медленно поднялся по лестнице, словно получив удар ниже пояса. Я вышла из комнаты. Солнце радостно заливало мой старый садик, «роллс», снова играющий роль статуи, холмы вдалеке, весь этот мир, который когда-то был таким мирным и веселым. Я еще немного поплакала о своей разбитой жизни и, всхлипывая, вернулась в дом. Нужно было переодеться. Если подумать, этот лейтенант Пирсон - очень симпатичный мужчина.

2011-8-12 10:20