Я выбрала тропу, которая из Залива Выдр круто поднималась вверх на запад и тянулась по вершинам. Через полмили она привела меня к тому месту, откуда открывался чудесный вид на бухту, которую я обозревала вчера. Рядом с бухтой, прячась за деревьями, стоял дом.

Высокая каменная стена огораживала пространство в четыре пять акров. Там росли дубы, ели и березы, у корней которых буйными красками цвели рододендроны.

Прямо за стеной возвышался огромный единственный цветущий каштан, походивший на канделябр с молочного цвета свечами. Со стороны моря сводчатый проход в стене был перекрыт высокими железными воротами.

Прямо напротив дома лежал островок с развалинами башни.

Был отлив, и высокая дамба, соединявшая островок с Мойлой, стояла сухой. Дамба находилась в самом узком месте пролива. Построена она была из плоских каменных плит, которые когда то в прошлом были выровнены с помощью клина и залиты бетоном. Но время, приливы и отливы, да пренебрежительное отношение оказали свое воздействие на это сооружение; и поэтому, даже во время отлива, когда плиты не заливала вода, перебираться на остров было опасно.

У противоположного конца дамбы беспорядочно громоздились скалы, лоснящиеся черными водорослями в том месте, куда били волны.

Сейчас, во время отлива, вода почти не доставала водорослей. По всей видимости, пролив был очень глубоким, даже когда наступал отлив. Во всяком случае, достаточно глубоким, чтобы лодка была в состоянии дойти до лодочного сарая, который ютился под скалой в южном конце бухты, как раз у начала моей тропы.

От сарая к воде тянулся причал, а от него вверх по берегу карабкалась заросшая (в прошлом, гравиевая) дорожка прямо к каменной арке – садовым воротам Тагх на Туир.

Я спустилась на берег. Ради того, что предстало моему взору, стоило скользить вниз по каменистой тропе.

Никогда в своей жизни я не видела такой слепящей белизны в форме полумесяца. Атлантический океан раздробил миллионы перламутровых раковин и истолок их в чудесный песок; лишь приливы да птичьи крестовидные лапы оставляли на нем свой следы.

Удержаться было невозможно. Я села и разулась, а затем побрела по берегу, с наслаждением ощущая под босыми ногами теплый нежный песок. Попробовала воду, но она оказалась очень холодной, и я села, стряхнула с ног песок и снова обулась.

Немного постояла, рассматривая островок с развалинами башни. Прямо за проливом была еще одна бухта, побольше. Длинный извилистый берег, покрытый белым песком, переходил в огромный, насколько хватало глаз, ковер из зеленой травы и папоротника, простиравшийся до развалин башни. Весь остров казался живым от крыльев и криков птиц. Искушение было огромным, но сперва следует разузнать все о приливах и отливах, а потом уже пытаться перебраться на другой берег.

Интересно, где сейчас Джон Парсонс? Ищет свою гранатовую «интрузию», или как там она называется, на другом конце острова? Палатку его мне было видно. Она пряталась в углублении неподалеку от башенной стены. Вход в палатку был закрыт.

Пройдя по водорослям у края берега, я вышла на тропу, ведущую к воротам в стене. Сквозь решетку я увидела извилистую тропинку, бегущую между зарослями рододентрона к дому. Хм. Наверняка на заднем дворе есть что то вроде подъездного пути, который ведет к главной дороге. И если я пойду здесь, то попаду к себе гораздо быстрее. Иначе придется обходить дом вдоль стены и продираться сквозь крапиву и кусты ежевики.

Поэтому?.. Поэтому я открыла ворота и вошла внутрь.

Сад оказался небольшим. Лишь рододендроны цвели красными, розовыми и лиловыми цветами, а пчелы над ними радостно жужжали. За цветущими зарослями виднелся верхний этаж здания из серого камня с высокими подъемными окнами, с серой шиферной крышей, где из труб. не поднимался дым. Окна были занавешены. Должно быть, в доме до сих пор осталась мебель.

Я стала вспоминать, что мне сказала миссис Макдугал. Когда умерла старая леди? В феврале? А Арчи Макларен сообщил мне, что дом, кажется, выставлен на продажу. Значит, в любой момент может кто нибудь приехать посмотреть его.

И в это мгновение во мне заговорил внутренний голос. Когда я прошла половину дорожки, этот голос обратил мое внимание на то, что дверь, несмотря на висячий замок, открыта. Так почему бы и мне не ознакомиться с домом, который все равно будет выставлен на торги?

Пройдя через газон, срочно нуждавшийся в стрижке, я осторожно начала экскурсию по частным владениям Хэмилтонов. Я сильно сомневаюсь, что найдется нормальная женщина, которая откажется осмотреть дом. На самом деле, я считаю, что половина людей, приходящих ознакомиться с выставленными на продажу домами, вовсе не являются потенциальными покупателями. Это всего лишь дамы, которые просто обязаны удовлетворить свое любопытство.

Раньше я так не поступала, но вот теперь не удержалась. Осторожно подойдя к самому важно выглядевшему окну, я заглянула внутрь.

Гостиная. Очаровательный камин с отвратительной резьбой. Выцветшие ковер и занавески. Тусклое типично фамильное полотно под Рубенса с неправдоподобными лошадьми и собаками. Круглые столики, покрытые скатертями, на которых лежат фотографии. Провисшие кресла с выцветшей пыльной обивкой. Ужасного вида ваза в углу с высохшей натуральной травой.

Столовая. Ее украшали, главным образом, портреты с унылыми лицами и парочка кошмарных натюрмортов: дохлые кролики и битая домашняя птица с выкатившимися глазами и струящейся из кишок и ноздрей кровью. Вещица как раз для возбуждения аппетита.

Оружейная комната.

Но хватит. На самом деле, это был обычный, довольно приятный, загородный дом. По видимому, он строился как небольшой охотничий домик, где можно было бы жить только летом да ранней весной. Кроме каминов никакого иного отопления не наблюдалось, а в кухне «совр. усл.» были те же, что и у меня в коттедже.

И только то, что я обнаружила в задней части дома, действительно вызвало у меня огромный интерес.

Дверь черного входа была распахнута настежь.

Мои дальнейшие действия были вновь слегка спровоцированы внутренним голосом. Я постучала в дверь, ответа не последовало. Тогда я сделала пару шагов внутрь по коридору, пол которого был выложен каменными плитами.

Внутри стояли ведра с углем и мешок с древним хламом, по видимому, садовым инвентарем. Несмотря на то, что дверь была раскрыта, в доме пахло сыростью и заброшенностью.

Справа от меня находилась дверь в кухню. Я толкнула ее. Опять никого. Почему то заброшенная кухня – сердце каждого дома – выглядит ужаснее всего.

Дом без тепла, запаха готовящейся еды и биения жизни выглядит мертвым. Среди напряженной тишины звук медленно капающей воды из крана казался даже уютным, словно стучало сердце. И все равно мне чудилось, что я вторглась в чьи то владения.

Только я хотела двинуться дальше, как что то привлекло мое внимание. Табличка для ключей около двери с ключами и ярлыками. Один ярлык оставался без ключа, на нем было написано «К. на Добхрейн». Бухта Выдр.

Совершенно по непонятной причине мой внутренний голос разбудил во мне любопытство. А могло случиться так, что мой ночной гость именно отсюда забрал ключ, который мне и предъявил? И именно он и оставил дверь открытой? Но зачем? Если он действительно искал приют на ночь, то мог бы остаться и здесь. Зачем было тащиться сквозь бурю с дождем к Бухте Выдр? Даже, если он и предполагал найти там своих родителей, – в чем я стала сомневаться – он вполне смог бы навестить их и утром.

И, следовательно, мой поступок вполне оправдан. Если в появлении у меня Ивэна Макея существует какая то тайна, то разгадку ее можно найти здесь, в доме, который, как он утверждал, хорошо знает. Более того, если я поняла правильно, он явно намекал на связь с этой семьей. Может быть, он даже считает, что имеет права на эти владения? Во всяком случае, записка, оставленная мне («Может, увидимся?»), давала мне основание для вторжения в этот дом.

Пройдя коридор, я подошла к обитой зеленым сукном двери, которая отделяла заднюю часть дома от апартаментов господ, открыла ее и осторожно ступила в парадный холл.

Там было темно, лишь из цветного окна падал свет на парадную закрытую дверь. С одной стороны стоял тяжелый дубовый стол, заваленный всякой всячиной: журналами, газетами, тяжелыми электрическими фонариками и коробками неизвестного предназначения. Напротив, на столе поменьше лежали перчатки, зюйдвестка и садовая корзина с инструментами. Здесь же в холле находились медная стойка для тростей и из темного дуба скамья, на которой валялись кем то брошенные пальто и ано рак. Рядом стояли пара ботинок и сапоги, а на стене над пейзажем, написанным крупными мазками маслом, изображавшим, по всей видимости, болото, где гнездился нырок, висела длинная вешалка, очевидно, для удочек.

Создавалось впечатление, что обитатели дома всего лишь вышли прогуляться по саду. И меня охватило ощущение, что я не просто вторглась в чужие владения, а нарушила чьи то права, и любопытство мое не имеет никаких оправданий.

Тут я повернулась, чтобы идти обратно, но вдруг услышала какой то звук. Сверху. Скрип двери.

У меня даже сердце подпрыгнуло в груди, но тут же восстановило свой прежний ход. Я подумала, что и в пустых домах бывают сквозняки, а двери двигаются и скрипят сами собой. Но до обитой сукном двери я дошла быстрее, чем прежде, только в полумраке задела один сапог. Он отлетел в сторону. Я чуть не упала: успела схватиться за подлокотник дубовой скамьи.

Что то, подобно лавине, свергнулось с лестницы. Пара сильных рук обхватила меня сзади и поставила на ноги.

Крепко прижатая к груди шетландского свитера я перевела дух и завопила.

Руки вдруг ослабели, оттолкнули меня, и шетландский свитер резко отпрянул назад. Я упала на скамью, стукнулась локтем о резной подлокотник и набрала в легкие воздух, чтобы заорать снова.

– Не кричите! – быстро произнес Джон Пар соне. – Пожалуйста, не кричите! Простите меня. Я думал… я не понял, что это девушка. Я и не предполагал… Ой, это вы!

Я сдержала крик. Потирая локоть, я стала задумчиво его разглядывать. Он склонился надо мной, очень обеспокоенный, даже встревоженный и совсем не опасный. Я спросила:

– Ну, и кто первый задаст вопрос?

– Какой вопрос?

– Что вы тут делаете? – Я чувствовала себя виноватой и сильно растерялась, поэтому заговорила резким тоном. – Ради Бога, вы, конечно, не поверили в ту чушь, которую он нес прошлой ночью? Я никогда прежде его не видела! Должно быть, он забрал ключ от моего коттеджа с доски у кухонной двери. Что, коттедж его дом, – это, скорее всего, правда, но не станешь же таскать с собой огромный старый ключ постоянно в кармане, поэтому я не понимаю, каким еще образом он к нему попал. Если он вломился сюда, то зачем вообще было приходить тогда в коттедж? А вы зачем пришли? Вы тоже сюда вломились, или же задняя дверь всегда открыта?

Он ответил лишь на один вопрос, но и этого ответа оказалось достаточно.

– Ни то, ни другое, – сообщил он. – У меня есть ключ.

– У вас есть ключ? – Сей повтор прозвучал глупо. Но возникшая ситуация сама по себе уже являлась повторением той, что произошла в среду. – И у вас тоже? – Я перевела дух. – Но может быть… у вас что, ордер на осмотр или еще что нибудь?

– Не совсем. Это мой дом.

– Как, снова? Опять все сначала! – Мои крики, по видимому, прозвучали совсем уж глупо. – Ваш?

Он вдруг улыбнулся.

– Да, мой. Не знаю, что написано в завещании, но я – единственный оставшийся в живых родственник тети Эмили, и всегда подразумевалось, что это место останется мне. Во всяком случае, надо было приехать и узнать точно. Я – Нейл Хэмилтон.

Я удержалась, чтобы не повторить и эти слова.

– Понятно. Что ж, благодарю за сообщение, мистер Парсонс.

Он виновато произнес:

– Простите, но на то были свои причины Может быть, устроимся где нибудь поудобнее и все обсудим? Я в долгу перед вами. Сюда?

Он открыл дверь в гостиную и пригласил меня внутрь.

2011-8-12 10:00