Отец, не успевший переодеть рабочий комбинезон, сидел на диване и смотрел на свою семью. Ни жена, ни дочь не замечали усталого отчаяния в его серых глазах.

Он был высок, широкоплеч, крепко сложен-словом, впечатление производил внушительное. И только приглядевшись, люди замечали задумчивый-мечтательный взгляд и понимали - Мак Боллинджер никогда не воспользуется своей силой и никому не причинит зла. Наоборот, в округе его считали немного тронутым, не от мира сего. В нем было что-то странное, особенно в его близости к природе, в том, как он чувствовал дерево. Именно благодаря этой своей способности он решал любые проблемы, касавшиеся строительства домов или отделки, с такой легкостью и изобретательностью, что славился по всему штату. Казалось, что, работая, он создавал поэмы из дерева и камня, отдавая им часть своей души. И как все поэты, Мак приступал к очередному творению, только когда был готов и хотел этого. Согласитесь, такой человек может давать повод для непонимания! Однако соседи понимали его и даже защищали в случае недоразумений.

Но сегодня во взгляде Мака не было обычной мягкости. Он смотрел на свою маленькую семью, как человек, которого грубо пробудили от сна и заставили вернуться к ужасной реальности.

Хелен, его жена, взглянула на дочь и вновь принялась считать петли. Какой спокойной и безмятежной казалась со стороны эта сцена! Жена и дочь заняты своими обычными, повседневными делами, а глава семьи после тяжелого дня отдыхает в доме, выстроенном его собственными руками в том самом городе и на той самой улице, где он родился и вырос.

Но судьба все изменила. Хелен вязала для Фрэнси свитер на размер больше, чем нужно. Девочка все еще росла, и пока ей было что носить. Хелен вязала свитер для взрослой Фрэнси, той Фрэнси, которую она никогда не увидит. Не доживет, потому что смерть Хелен не за горами. Все это знали. Последнее лето с мужем и дочерью... Узорчатый свитер, непрочная связь с будущим, которое она не разделит с семьей, последний протест против пожирающей тело болезни...

Так похоже на Хелен - сидеть и спокойно вязать свитер, который дочь будет носить только после ее смерти. Мягкая и спокойная, Хелен обладала стальной силой воли и чуть-чуть едким чувством юмора по отношению к жестокой бессмысленности этого мира.

Мать и дочь были похожи друг на друга каким-то странным образом, совсем не физически. Фрэнси не унаследовала ни тонких каштановых волос, ни золотистых глаз Хелен - девочка уродилась жгучей брюнеткой со сверкающими зелеными глазами - ни овального лица и болезненно-желтоватой кожи. Она пошла в родню Мака.

Нет, сходство было более неуловимым, внутренним, духовным. Именно характер Хелен передался Фрэнси, ее спокойно-решительное отношение к миру, ее невызывающее чувство собственного достоинства. Но если к силе и энергии Хелен примешивалась горечь разочарования и временами некоторая резкость, то характер у Фрэнси был поистине солнечный.

От Мака девочка унаследовала творческие способности: все говорили, что математический талант дочери - отражение таланта отца, на счету которого не одна техническая новинка. Правда, Фрэнси в отличие от отца совершенно не была склонна к созерцательности. Мак любил сидеть и наблюдать, как вокруг кипит жизнь. Фрэнси, порывистая, решительная, несгибаемая, сама создавала свое счастье.

Мак, высоко заносившийся в своей отцовской гордости, любил говаривать, что во Фрэнси слились лучшие черты ее родителей и ничего не осталось от их слабостей.

Только любовь к дочери не давала Маку впадать в полное отчаяние каждый раз, когда он смотрел на жену. Хелен все время худела-утренний ритуал взвешивания стал для Мака кошмаром, уничтожавшим его решимость мужественно встречать каждый новый день. С каждой неделей в ее глазах прибавлялось боли, которую она не выражала словами, боли, возникавшей скорее от печального знания того, как неумолимо приближается срок разлуки с семьей, чем от физических страданий.

Только сосредоточиваясь на Фрэнси и постоянно уверяя себя в ее силе и способностях, Мак мог вынести предстоящий ужас расставания с Хелен и сознание, что именно ему, мужчине, придется пережить жену и одному воспитывать Фрэнси.

Он снова посмотрел на дочь. Казалось, она почувствовала этот пристальный взгляд, потому что, не переставая болтать стройными ножками, подняла глаза на отца и улыбнулась. Мак заставил себя весело подмигнуть ей.

Он восхищался Фрэнси, но не переставал волноваться за нее. Несмотря на всю свою энергию и жизнерадостность, Фрэнси была очень чувствительной и уязвимой, а блестящие природные способности вовсе не служили броней от жестокости окружающих и несправедливости мира - ее застенчивость и одиночество среди одноклассников доказывали это.

Кроме того, девочка обещала стать необыкновенной красавицей, а ведь красота-Мак знал это-служит источником многих страданий.

Сама мысль о том, что Фрэнси могут причинить зло, была для него невыносима. Вот и теперь его лицо исказила болезненная гримаса. Фрэнси, давно научившаяся чувствовать отцовскую тревогу, снова улыбнулась ему ободряющей, почти материнской улыбкой.

Но тревога не проходила. Мака просто убивало то, что он не в состоянии защитить дочь - вот Хелен, та справилась бы с этим...

Что будет с Фрэнси после того, как Хелен уйдет? Сумеет ли она скрыть свою боль за жизнерадостной улыбкой, как ее мать ухитрилась прятать страдания под маской спокойствия и твердости? Или девочка замкнется, уйдет в себя, попытается заглушить боль учебой, работой, подобно тому, как Мак всю свою жизнь стремился найти убежище в сказочном мире фантазии? Кто скажет, что произойдет с Фрэнси на опасном пути от отрочества к юности? Мак, во всяком случае, этого не знал. Оставалось уповать только на природное упрямство Фрэнси и на ее уверенность в себе, которой не хватало ее родителям.

Однако Мак дал себе слово во что бы то ни стало помочь Фрэнси справиться с тем, что несет будущее... Как свитер, который Хелен вяжет сейчас и который будет ждать Фрэнси, когда та вырастет, так и последние остатки воли Мака уйдут на то, чтобы доказать дочери свою любовь и дать ей убежище хотя бы в своем сердце.

Хелен вновь подняла голову от вязания, увидела лицо мужа, глядевшего на дочь, и улыбнулась ему.

Их глаза встретились, и Мак знал-она все поняла. Его тревога на какое-то время улеглась-любовь вновь соединила их и Фрэнси. Только читавшая на ковре девочка ничего не замечала, и юность пела свою вечную песню в ее расцветающем теле.

Двенадцатого января Фрэнси вылетела в Европу. В парижской конторе «Магнус Франс», самого большого европейского филиала «Магнус», ей приготовили офис. Со своего командного пункта в Париже Фрэнси предстояло лично наблюдать за работой по установке универсальных компьютеров здесь, а также в Лозанне и Лондоне.

Фрэнси не терпелось поскорее приступить к работе. Предстояло приобрести компьютеры, нанять и обучить операторов и обеспечить работу сети до следующей осени. Кроме того, она хотела как можно быстрее покинуть Нью-Йорк.

Подальше от Нью-Йорка и подальше от Джека Магнуса.

Две недели после того знаменательного вечера прошли как во сне. Фрэнси работала с утра до вечера и с трудом делила время между перепиской с европейской стороной и поездками в городок Армонк, где она встречалась с администраторами «Ай-Би-Эм» и обсуждала спецификации трех универсальных компьютеров, которые нужно будет установить в Европе.

Дни были заполнены миллионами мелочей, не оставлявшими места для мыслей о чем-либо еще. Однако ночью, лежа без сна в постели, Фрэнси чувствовала, как дневные заботы отодвигаются, вытесняются образом Джека Магнуса.

Оказалось, что она помнит каждое слово, сказанное им на вечере, каждую улыбку и жест, странную горькую искренность, с которой он говорил о своей семье, почти отцовскую нежность к Гретхен, сочувствие к Джули. И вся эта череда воспоминаний завершилась одним самым ярким, самым жгучим воспоминанием - о маленькой площадке на самом верху дома, где они стоят, прижавшись друг к другу и спрятавшись от всех.

Память о поцелуе преследовала Фрэнси. Она никогда не испытывала ничего подобного.

Сверкающий мир Антона Магнуса распростерся под ними словно вечерняя панорама, освещенная разрядами молний, и казалось, что вся эта сила, и блеск, и мощь влились в руки Джека, в его губы, язык и пронзили Фрэнси, охватив ее пламенем.

Даже сейчас на своих губах она чувствовала вкус его губ, пальцы ощущали упругость его плоти и неистовство желания, притягивающего ее все ближе, ближе... От этих воспоминаний у Фрэнси кружилась голова и слабело тело. В мозгу звучали ее же собственные бессвязные слова, и Фрэнси проклинала и их жалкую наивность, и свою самозабвенную страсть в объятиях Джека. Что он думает о ней сейчас? Ей была нестерпима мысль о том, что Джек мог принять ее уступчивость за символическую уплату долга - ведь он поддержал ее в совете директоров, и именно ему она была обязана своим теперешним положением.

Фрэнси не уставала повторять себе, что все происшедшее ничего не значит, подумаешь, двое взрослых людей поцеловались. Какие пустяки! Меньше, чем пустяки!

И потом, Фрэнси не могла не думать об очаровательной Белинде Деверо. По всей видимости, именно она все же станет женой Джека. А если между сыном и отцом существует ссора из-за Белинды, что ж, Фрэнси до этого нет никакого дела... как и до других конфликтов в семье Магнусов.

Именно поэтому Фрэнси все эти две недели избегала Джека, общаясь с ним только с помощью служебных записок относительно подготовки к поездке в Европу. Он же, со своей стороны, к невольному разочарованию Фрэнси, тоже не пытался встретиться с ней.

Вечер за вечером Фрэнси, проклиная себя, сидела дома, не отходя от телефона, но звонка все не было... Больше всего на свете ей хотелось теперь побыстрее уехать. Да, она спасалась бегством, бежала и от себя, и от него, хотя вся ее женская сущность молила, требовала поднять телефонную трубку, набрать знакомый номер, услышать голос Джека, найти способ увидеться с ним, испытать снова - пусть только один, последний раз! - то незабываемое, неземное блаженство...

***

Фрэнси вылетела в Париж десятичасовым рейсом; багаж ее состоял в основном из документов. Она была слишком взволнована, чтобы спать в самолете, и весь полет провела, повторяя голландскую грамматику и обдумывая детали главной компьютерной программы.

Когда самолет приземлился в Париже, в шесть утра, Фрэнси чувствовала себя измотанной до предела физически. Но как ни странно, воодушевленной и полной какого-то радостного ожидания.

Она пересчитывала в багажном отделении чемоданы и ящики с материалами и документами по компьютерной сети, когда странно знакомый голос окликнул ее по-французски:

- Mile. Bollinger? Vous permettez... <Мадемуазель Боллинджер? С вашего позволения... (фр.).>

Обернувшись, Фрэнси увидела красивого француза в безупречно строгом костюме и пальто, с улыбкой протягивавшего ей руку.

- Я... как вы меня узнали?- удивилась она.

- Мои шпионы в Нью-Йорке предупредили, что вы очень красивы,- перешел он на английский.- Позвольте представиться - Ролан де Люме.

- Ах, это вы! - обрадовалась Фрэнси.

Она вела оживленную переписку с Роланом де Люме с того самого момента, как Джек связал ее с «Магнус Франс». Люме был вице-президентом французской компании и самым ценным на сегодняшний день деловым знакомым Фрэнси, который мог помочь ей сориентироваться в незнакомой среде.

Теперь только она поняла, почему его голос показался ей знакомым: она ведь говорила с ним дважды по телефону, когда звонила в «Магнус Франс», уточняя детали своего приезда.

Внешне Ролан де Люме казался воплощением мечты всякой американской девушки о романтическом французе. Загорелый, элегантный, подтянутый, со спортивной фигурой, он выглядел моложе своих сорока пяти лет: темные волосы были лишь слегка тронуты сединой на висках, а в черных глазах отражались чувственность и незаурядный ум. Он прекрасно, с едва уловимым акцентом, говорил по-английски, и обладал поистине аристократическими манерами.

Де Люме усадил Фрэнси в служебный «ситроен» и доставил на левый берег Сены на Дю Шерш Миди, в уютную квартиру, где ей предстояло жить. Дом был очаровательным и очень старым, с внутренним двориком за крошечной калиткой, помещением для консьержки и небольшим газоном, на котором стояла забавная статуя сфинкса на каменном постаменте.

Квартира оказалась на верхнем этаже. Лифт был совсем маленьким, и Ролану пришлось сделать два рейса, чтобы поднять весь багаж Фрэнси. Квартира ей очень понравилась - бывшая артистическая студия с огромными окнами, из которых открывался вид на крыши Парижа с их узкими печными трубами, а всего в двух кварталах возвышались купола церкви Сен-Сюльпис. Глядя на эту великолепную панораму, отражающую самую суть и дух города поэтов и влюбленных, Фрэнси впервые за последние недели почувствовала себя счастливой.

Когда вещи были наконец сложены в гостиной, Ролан де Люме начал прощаться.

- Я так рад, что вы теперь здесь, с нами,- сказал он.

- Вы очень добры, что встретили меня. Жаль, что пришлось так рано вставать.

- Что вы, для меня это радость. Ну, а сейчас вы, быть может, хотите отдохнуть? Я позвоню во второй половине дня.

Фрэнси покачала головой:

- Я бы хотела приступить к работе прямо сейчас. Я совсем не устала.

- Вы уверены? Разница во времени при таких полетах очень изматывает.

- Уверена,- настаивала Фрэнси.

- Прекрасно,- кивнул Ролан.- Тогда вы сможете встретиться со своими новыми коллегами за ленчем. В час дня не поздно? Я сам заеду за вами.

- Лучше не может быть.

Следующие три часа Фрэнси провела над привезенными бумагами, думая о том, как произвести наилучшее впечатление на французских специалистов. Потом она приняла душ, тщательнее, чем обычно, причесалась, надела строгую юбку и блузку, купленные специально для этого случая.

Ролан появился ровно в час.

- Не огорчайтесь, если некоторые из моих коллег будут с вами холодны поначалу,- предупредил он, подъезжая к ресторану, где была назначена встреча.- Вы должны помнить, что мы не столь бесстрашно, как американцы, идем на внедрение новых методов в бизнесе.

И улыбнувшись, он открыл для Фрэнси дверцу автомобиля.

- В любом случае ваше очарование заставит их быстро забыть о всех своих сомнениях.

Но все оказалось не так просто. Фрэнси поняла это, как только села за стол с восемью крайне подозрительно настроенными французами, чьи вежливые приветствия не могли скрыть, насколько они недовольны насильственным вторжением чужака в их мир.

- Мадемуазель,- приветствовали они по очереди девушку, вставая, чтобы пожать ей руку, но сохраняя настороженное выражение на лицах.

- Очень рад...

- Счастлив познакомиться...

К своему удивлению, Фрэнси обнаружила, что французы возражали против ее проекта куда более энергично, чем совет директоров в Америке.

- Если бы только мадемуазель позаботилась навести справки об условиях работы в Европе...- снисходительно объявил один из директоров.

- Не мешало бы учесть все обстоятельства,- процедил другой.

- Заказать эту адскую машину! Совершенно невозможно! Неслыханная затея,- настаивал третий, дымя сигаретой и хмуро глядя на Фрэнси, которая, очевидно, никому из присутствующих не внушала доверия из-за своей молодости и явного отсутствия опыта.

Фрэнси, однако, пыталась парировать возражения со спокойной уверенностью и разъясняла детали своего проекта, подчеркивая, какие выгоды ожидают компанию в случае его осуществления, убеждая, что все нововведения будут сделаны ценой минимальных изменений в повседневной работе. Она понимала: сейчас важнее всего тактичность и осторожность, поэтому старалась быть как можно более дружелюбной и общительной.

Во время этого разговора Фрэнси обнаружила, что французский подводит ее в тех случаях, когда с помощью технических терминов требуется объяснить суть компьютерной технологии. Она то и дело останавливалась, подбирая слова, начала сказываться бессонная ночь, проведенная в самолете, усталость. Густой дым крепких французских сигарет ел глаза, от ресторанной духоты кружилась голова.

Но, к счастью, на помощь девушке пришел Ролан де Люме и буквально спас Фрэнси, заплутавшую в дебрях информатики, сопроводив безукоризненный перевод собственными комментариями, направленными на то, чтобы убедить и успокоить взволнованных коллег.

К концу встречи было достигнуто нечто вроде пата <Пат-в шахматной терминологии-положение, при котором игра считается закончившейся вничью.>. Фрэнси все же удалось произвести на французов впечатление своими знаниями и дружелюбием, но тем не менее они предпочли занять позицию выжидания, не желая ничего принимать на веру до тех пор, пока на практике не убедятся в эффективности компьютеризации.

Наконец, обменявшись рукопожатиями, все разошлись, не забыв похвалить превосходное произношение Фрэнси.

- Спасибо за помощь,- искренне поблагодарила она Ролана по пути домой.- Как глупо было с моей стороны не освежить в памяти технические термины!

- Наоборот! - улыбаясь, возразил он.- Ваш французский великолепен, а некоторые затруднения только усиливают ваше очарование. Поверьте, теперь мои коллеги начнут относиться к вам серьезно. Вы прекрасно справились, а сейчас нужно хорошенько отдохнуть.

Фрэнси и впрямь выглядела совершенно измученной.

- Увидимся завтра в офисе,-сказала она на прощание.

- Буду ждать,- ответил Ролан и, убедившись, что консьержка открыла двери, помахал девушке рукой и направился к машине.

Фрэнси, еле волоча ноги, поднялась наверх, села на постель. Ее всю трясло, но спать не хотелось.

Она подошла к окну и долго стояла, глядя на крыши. В умирающем предзакатном солнечном свете Левый берег выглядел таинственным и манящим. Повинуясь внезапному порыву, Фрэнси решила побродить по городу. Если верить путеводителю, до бульвара Сен-Жермен и Латинского квартала отсюда не более десяти минут ходьбы. Она не спеша прогуляется, потом поужинает и крепко проспит до утра.

Сняв строгий костюм, Фрэнси надела брюки, свитер, положила в большую сумку фотоаппарат и собралась уходить. Но тут вся усталость, все переживания этого долгого и трудного дня вновь с еще большей силой навалились на нее. Она решила на минуту прилечь, устроилась на постели и закрыла глаза, наслаждаясь теплым ветерком, ласкавшим ее щеки.

На мгновение из колеблющегося полусна выплыло лицо Джека Магнуса. Теперь, когда их разделял океан, Фрэнси больше не боялась его.

Но неожиданно его губы приблизились к ее губам, сильные руки заключили ее в объятия, и она почувствовала тот волнующий мужской запах, запах Джека, который однажды уже разжег в ней пламя... В следующее мгновение Фрэнси провалилась в тяжелый, глубокий сон.

Проснулась она после полуночи. С улицы не доносилось ни звука. Париж спал.

Несколько долгих минут Фрэнси лежала как одурманенная, не в силах двинуться с места.

Наконец она села и попыталась прийти в себя. Голова, казалось, была набита ватой и немного кружилась, но сон пропал, поэтому Фрэнси решила поработать. Вынув часть бумаг, она начала приводить их в порядок, потом написала служебную записку на французском, собираясь разослать завтра коллегам - предстояло как можно быстрее собрать команду единомышленников.

Фрэнси трудилась всю ночь, время от времени безуспешно пытаясь подремать. Ровно в восемь она уже была в главной конторе «Магнус Франс» на бульваре Монпарнас и приводила в порядок свой новый офис. Ее секретарь, симпатичная молодая француженка Антуанетта, мило поприветствовала Фрэнси и провела ее по всему зданию.

- Вам еще что-нибудь нужно? - спросила она, видя, что Фрэнси собирается сесть за работу.

- Только одно, Антуанетта. Я попрошу вас достать мне французские переводы вот этих статей по информатике.- И вынув список, написанный ночью, Фрэнси протянула его Антуанетте.- Вы найдете большую часть в периодических изданиях. Я также включила в список голландские, испанские, немецкие и португальские журналы. Попытайтесь решить проблему перевода и с этих языков тоже. Не спешите, я вас не тороплю и жду только во второй половине дня.

- Да, мадемуазель,- пролепетала секретарша, ошеломленная таким объемом работы.

- По крайней мере, не буду плавать в компьютерных терминах,- удовлетворенно подумала Фрэнси.

После первого сумасшедшего дня в Париже Фрэнси долго не удавалось войти в нормальную колею-сказывалась разница во времени.

Но будучи по натуре дисциплинированным солдатиком, Фрэнси использовала это временное неудобство в своих целях. Работала по ночам, когда все спали, потом отдыхала, если усталость окончательно одолевала, и снова бралась за дела.

За небывало короткий срок она организовала действующий кабинет по компьютерной координации в Париже, где и был установлен первый компьютер «IBM-650». Фрэнси лично наблюдала за монтажниками и операторами, нетерпеливо ожидавшими запуска машины.

Потом она отправилась в Лозанну и Лондон, чтобы проследить за установкой еще двух универсальных машин, подолгу жила в Риме, Мадриде, Лиссабоне и Гааге, где встречалась с главами групп филиалов «Магнус индастриз» и объясняла им суть и преимущества своего проекта.

Во время ее продолжительных отлучек Ролан де Люме заменял Фрэнси и следил за тем, как идут дела. Фрэнси быстро поняла, что Ролан поистине стал ее спасителем, и очень ценила это. Хотя у него было достаточно своих собственных обязанностей в «Магнус Франс», он, поскольку был лучше других знаком с компьютерной технологией, периодически встречался с ее командой, вникал во все и контролировал всю работу. Фрэнси звонила Ролану почти каждый день, чтобы рассказать о своих успехах или проблемах и выслушать его отчет об обстановке в Париже.

- Выше нос,- шутил он, когда Фрэнси жаловалась на неприятности то с одной, то с другой европейской группой.- Как любите говорить вы, американцы, «держите хвост пистолетом»! Не волнуйтесь, вы их в два счета очаруете!

А Фрэнси так нуждалась в ободрении! Не так-то легко было заставить европейцев понять, что компьютеризация не затруднит им жизнь, а, наоборот, облегчит. Кроме того, большинство руководителей не доверяли «Магнус индастриз», далекой материнской компании, и быстро перенесли это отношение на молодую женщину, объяснявшую чуждый им проект на их родном языке. У Фрэнси создалось впечатление, что ее считают слишком юной и слишком хорошенькой, чтобы принимать всерьез.

Но хуже их подозрительности по отношению к ней, которая, казалось, постепенно рассеивалась по мере того, как они знакомились, было их недоверие друг к другу.

В Риме, во время осмотра Ватикана, Колизея, Национальной галереи античных искусств, за роскошным обедом в ресторане «Андреа» Фрэнси объясняли, как невыносимы испанцы.

В Испании, где она любовалась картинами Веласкеса в музее Прадо, сказочным Эскориалом и древним городом Аранхуэц на Кастильской равнине, девушке сообщили, что англичане - просто варвары, ничего не понимающие в современном бизнесе.

В Лондоне, где Фрэнси провела три великолепных дня, бродя по элегантному району Мейфэр, Британскому музею, садам в Риджентс-парк, вежливые служащие «Магнус Бритн лимитед» признавались, какая это безнадежная штука - иметь дело с французами, недаром испокон веку Англия всегда воевала с Францией.

А в Париже коллеги делились с Фрэнси, как тяжело, почти невозможно работать с итальянцами, контролирующими три огромные горнорудные компании, поскольку все они-шайка неотесанных мошенников, дикарей и бандитов.

К концу своего первого головокружительного турне по европейским филиалам Фрэнси поняла, как велики разногласия между европейцами. Хотя географически они были расположены друг от друга на таком же расстоянии, что и американские штаты, но взгляд на вещи у каждого был свой, а кроме того, их разделяли целые века войн, конфликтов и национальных распрей.

Но сама глубина этого недоверия утвердила Фрэнси в уверенности, что компьютерная сеть, создаваемая ею в Европе - поистине необходимое нововведение, способное произвести революцию в отношениях филиалов «Магнус» между собой, увеличить их прибыли и продуктивность.

Даже самые скептически настроенные из европейцев вынуждены были признать, что компьютерам не будет дела до их проблем с валютой, языковых трудностей - компьютерный язык понятен программистам всех национальностей, а главное-до их различий в темпераменте и культуре.

Постепенно, терпеливо и тактично Фрэнси приобретала все больше сторонников. Без сомнения, этому помогало хорошее знанию ею европейских языков, но также, безусловно, и внешность мисс Боллинджер служила весьма весомым аргументом. Словом, дела шли на лад.

Единственный сбой в безупречном механизме ее новой жизни произошел совершенно неожиданно.

Все руководители европейских филиалов знали и высоко ценили Джека Магнуса. Только благодаря опыту, неутомимой энергии и дипломатическим способностям Джека враждующие европейские фирмы были еще способны совместно функционировать. Более того, поскольку все знали, что Фрэнси находится здесь с одобрения Джека, ее вообще соглашались слушать.

В результате имя Джека было на устах у всех, с кем работала Фрэнси. Ему пели дифирамбы, спрашивали, нет ли от него новостей и когда он собирается приехать в Европу. Таким образом, Фрэнси никак не удавалось освободиться от него. Джек сопровождал ее повсюду. Все затаенные и загнанные внутрь фантазии и запрещенные ею же самой мечты вновь вырвались из-под контроля и бушевали вовсю. Это приводило Фрэнси в бешенство. Не проходило дня, чтобы ее собственное тело предательски не напоминало ей, что она жаждет его еще более страстно, чем раньше.

Фрэнси неустанно боролась сама с собой, стараясь выкинуть эти мысли из головы, твердя себе, что она независимая личность и сама определяет свою судьбу, что ни один человек в мире не способен превратить ее в комок беспомощных фантазий из-за единственного случайного поцелуя. Но на самом-то деле Фрэнси знала, что такой человек существует.

И еще она знала: недалек тот день, когда Джек приедет в Европу. И этот воображаемый день маячил перед ее мысленным взором, как солнечная мечта о волнующем и запретном наслаждении.

И вновь, усилием воли, Фрэнси прогоняла тревожащие образы и с утроенной энергией бросалась в работу.

2011-8-12 10:25