– Она просто оседлала своего любимого конька и понеслась, таща их за собой, – проскрипел Линч. – Они так долго ходили за ней хвостом, что разучились двигаться самостоятельно.

– А ты – где, черт побери, был ты, Афтон? – потребовал ответа Уинтроп, схватив приятеля за руку. – Ты мог бы сказать что-нибудь... поддержать нас.

– Я ничего не видел в «Восточном дворце». – Афтон рывком освободился.

– Ты хотел, чтобы ее исключили, не меньше нашего, – прорычал Линч, – но ты слишком слаб в коленках, чтобы противостоять ей!

Афтон побагровел от ярости, сверкнул глазами и напряженным голосом проговорил:

– Ты не женат, Линч, а я семейный человек. Я поддержу тебя, конечно... когда будет что поддерживать. – Он повернулся и быстро пошел по улице прочь.

Линч минуту смотрел, как уходит Афтон.

– Трусливый ублюдок! – Потом, обдумывая различные варианты нового жульничества, он обратился к Уинтропу: – Она сделала из нас дураков... воспользовалась своей репутацией педантичной особы для того... – Линч остановился, его глаза забегали. Затем он схватил Уинтропа за руку и потянул его к краю тротуара. – Пошли. Когда мы разделаемся с ней, она не сможет показаться ни в одном из пяти районов Нью-Йорка. – Он окликнул проезжающий кеб.

– Куда мы едем? Что ты задумал?

Они уселись на потертое кожаное сиденье, и на лице Линча заиграла улыбка.

– В этом городе по меньшей мере полдюжины газет, которые пойдут на все, лишь бы узнать что-нибудь пикантное и скандальное, связанное с одной из богатейших женщин Нью-Йорка. Это в зале заседаний ее задница надежно прикрыта железными доспехами, а для всех остальных ее «оччэнь красыви попка» – всего лишь то, что скрыто под юбкой. Пришло время напомнить ей, как общество относится к женщине, пытающейся вести мужской образ жизни.

Когда вечером Беатрис вернулась домой, Ричардс сообщил ей, что у нее посетитель, пожелавший непременно дождаться ее. Входя в гостиную, она сразу узнала эти широкие плечи и темноволосую голову. Напряженность, которая сковывала ее тело, спала, а колени слегка ослабели. Как будто ее размышления в карете привели его сюда, в ее гостиную.

– Мистер Барроу, – произнесла Беатрис, пересекая комнату, а он вздрогнул от неожиданности. – Какой сюрприз! У меня чудесные новости!

– Хорошо. – Коннор встретил ее на середине комнаты, взял за локоть и повел назад, в холл. – Можете рассказать мне, пока будете собираться.

– Собираться?

– Завтра днем нам надо быть в Олбани, а дорога долгая. Берите с собой немного. Мы уезжаем всего на два дня... в крайнем случае на три.

– Я не собираюсь в Олбани!

– Вам придется поехать... ради вашего банка. Я собрал все бумаги для получения разрешения, но они будут расспрашивать о фондах и счетах... все данные и цифры.

– Я дам вам документы, которые содержат эту информацию, и вы прочтете их в поезде по пути в Олбани.

– Послушайте, если я смог выкроить три дня из своего предвыборного графика, ускользнуть от собственного руководителя и наврать ему насчет того, где я буду и чем займусь, – и все это ради вашего проклятого банка... то самое меньшее, что вы можете сделать, – это поехать тоже и помочь, пресмыкаясь и умоляя там вместе со мной.

Беатрис почувствовала, что ее лицо вспыхнуло, когда он, поджав губы, оглядел ее с ног до головы. Глаза его сначала расширились с понимающим выражением, а потом он прищурился.

– Конечно, если вы боитесь ехать вместе со мной, – этот чертов ирландский акцент снова зазвучал в голосе Коннора, – боитесь, что не сможете контролировать свое вожделение и плотскую тягу ко мне... что потеряете голову и в поезде наброситесь на меня, стремясь овладеть... тогда, конечно, понятно. Я представляю огромный соблазн для женщин.

Беатрис собралась было оттолкнуть его, когда он наклонился к ней ближе, заглянул в глаза и улыбнулся такой улыбочкой, которая склонила бы к греху и саму Святую Екатерину.

– Но вы не учитываете мои стальные нервы и легендарное самообладание.

– Не болтайте чепуху! – проговорила Беатрис, пытаясь побороть накатившее на нее смущение. – Я просто не понимаю, почему вы не можете поехать один. Заседание комиссии – это единственное серьезное мероприятие. Вы можете предоставить им предложение, и у вас еще останется много времени, чтобы как следует угостить и напоить этих правоведов.

Коннор глубоко вздохнул, и лицо его посерьезнело.

– Я знаю некоторых постоянных членов комиссии, – признался он. – Это дружки моего деда, и они за человека не считают того, кто посмел отказаться от их драгоценной профессии банкира и покинул финансовый мир. – Он выпрямился. – Теперь вам понятно?

Через три часа Беатрис поднималась на платформу Центрального вокзала Нью-Йорка, спеша к поезду, который отправлялся в Олбани. С собой она захватила Элис, пару книг и пачку корпоративных отчетов. Перед глазами стояло несчастное лицо Присциллы, наблюдавшей, как тетин багаж укладывали в карету. Наконец Беатрис с помощницей расположилась в купе первого класса, закрыла глаза и попыталась выровнять дыхание. Но появление еще одного пассажира, который задел ее юбки, заставило ее открыть глаза. Это был Коннор... он убирал свой саквояж и располагался на сиденье напротив. Они обменялись несколькими словами, когда поезд тронулся, а когда он набрал скорость, Коннор и Элис задремали.

Взгляд Беатрис невольно вновь и вновь возвращался к Коннору. Несмотря на все, что она о нем знала, Коннор все еще оставался для нее загадкой. В его руки она вверяла судьбу банка, и от него теперь полностью зависело ее положение в корпорации, а она не была уверена, можно ли ожидать от него правдивого ответа даже на вопрос, какой сегодня день недели. Если бы у нее имелась хоть какая-то зацепка, подсказка к тому, что скрывается у него в душе, во что он в действительности верит и каким видит окружающий мир... Можно ли положиться на него в важных вопросах? Возможно ли, чтобы человек честный и прямой был любимчиком боссов «Таммани Холла»? А больше всего она хотела знать, почему сейчас он сидит напротив нее в поезде, следующем в Олбани. Неужели беспокойство по поводу комиссии – настоящая причина, по которой он настоял, чтобы она поехала вместе с ним? Беатрис смотрела в окно на пролетавший мимо вечерний пейзаж и старалась не думать о настоящих причинах, по которым она согласилась поехать.

Спустя некоторое время документы о фондах, которые Коннор до этого просматривал, соскользнули с сиденья рядом с ним и упали на пол. Беатрис наклонилась, чтобы поднять бумаги, в то же самое время как он нагнулся, чтобы подхватить их. Они стукнулись головами, она придержала шляпку и, взглянув, обнаружила его лицо всего в дюйме от своего. Беатрис понимала: надо немедленно выпрямиться, отдвинуться на сиденье подальше, но не сделала этого. Если он поцелует ее, она ответит на его поцелуй. И это еще больше все усложнит. Беатрис услышала, как Элис заворочалась на сиденье рядом с ней, и сунула документы в руки Коннору. Он аккуратно положил их возле себя. До конца поездки с его лица не сходила раздражавшая ее улыбочка, которая говорила, что он понимал, насколько восприимчива она к его поцелуям.

Они прибыли к месту назначения довольно поздно. В гостинице, лучшей в Олбани, смогли предложить им только заурядные номера, поскольку все законодатели собрались на свою сессию. Путешественники очень устали и поэтому с радостью согласились на два номера в самом конце коридора третьего этажа с видом на платные конюшни. Дамам предложили одну комнату на двоих, и хорошо, что им не пришлось делить кровать, зато всем пришлось пользоваться общей ванной комнатой, расположенной в конце коридора. Беатрис такие условия не устраивали, но, ложась на чистые простыни и чувствуя, как каждая косточка в ее теле ноет, она сказала себе, что все это для того, чтобы получить разрешение на открытие ее банка.

На следующее утро она, однако, чувствовала себя омерзительно от того, что ей пришлось стоять в очереди в ванную комнату вместе с другими постояльцами. И уж совсем ее возмутило, когда она услышала голос Коннора, прямо в ухо пожелавшего ей доброго утра. Каким-то образом он пробрался сквозь очередь и стал как раз позади нее. Беатрис поплотнее закуталась в халат, придерживая его возле горла и стараясь не смотреть на взъерошенные волосы Коннора, его страстные, затуманенные со сна глаза и голую грудь с темной порослью.

По крайней мере им с Элис удалось позавтракать спокойно, так как Коннор объявил, что у него ранняя встреча с одним из законодателей, и испарился. Комиссия заседала неподалеку от здания конгресса, несколько государственных отделов и бюро находились там же. Воздух в обшитой панелями комнате был спертым, старая деревянная мебель издавала легкий запах уксуса. Это заставило их оставаться в коридоре. Расположившись у двери, они могли наблюдать, как собираются члены комиссии. Коннор должен был присоединиться к ним позднее.

Ровно в два часа члены комиссии заполнили зал и стали рассаживаться за длинным столом, стоявшим на небольшом возвышении. Беатрис поморщилась, разглядывая их сквозь незакрытые двери. Коннор был прав – ни один из них не выглядел моложе семидесяти лет. В темной одежде, с сутулыми плечами и худыми согнутыми шеями, они напоминали ей старых грифов. Беатрис с трудом проглотила комок в горле, разглядывая небольшой столик, стоящий перед возвышением, за которым просители защищали свои прошения. Она представила себе огромную кучу костей возле столика и... Элис потянула ее за рукав. К ним уверенной походкой и с решительным выражением лица шел Коннор.

– Где вы были? – громким шепотом спросила Беатрис, когда он взял ее за локоть, проводя через двери.

– Занимался своей работой, – прошептал он в ответ... и вдруг застыл, глядя на членов комиссии.

Его лицо побледнело. Беатрис проследила за его взглядом и увидела одетого в черное старика с седыми волосами, темными глазами-бусинками и грозной гримасой на лице. Через секунду Коннор повернулся и вышел из зала. Беатрис наказала Элис занять для них места и последовала за адвокатом.

– Что с вами? – спросила она, догоняя его.

– Мой дед, – проговорил он так, словно каждое слово причиняло ему боль.

– Ваш дед? Где? – И тут Беатрис поняла. – Он в комиссии? – Вспомнив все, что она слышала о ссоре Коннора со стариком, Беатрис забеспокоилась. – Вы думаете, он постарается усложнить нашу задачу? Отклонит наше прошение?

– Он десять лет ждал такой возможности, – пробормотал адвокат. – Конечно, он все усложнит.

Беатрис ощутила холод в желудке. Она была так уверена, что только Коннор поможет им решить вопрос с комиссией, а теперь получалось, что его участие в деле – большая помеха!

– Может быть, я пойду одна? – спросила она. Коннор нахмурился и потер лоб.

– Дед уже увидел меня с вами – теперь я не могу отступить. Нам обоим придется идти. – Он расправил плечи, как гладиатор, готовящийся к битве. – Вести переговоры придется вам. И что бы вы ни делали, не заводите разговор о женщинах и как им нужен этот чертов банк. Ведите чисто деловой разговор. Говорите о выгоде. Это они поймут.

Выгода. Беатрис вспомнила свое недавнее выступление в корпорации. Если отношение комиссии по выдаче разрешений хоть немного напоминало отношение директоров, то для нее все было ясно.

2011-8-12 10:54