- Вот что еще больше усилило твои сомнения по поводу моей ночной жизни, - вздохнула она.

- Нет, Элен...

Мог ли я ей сказать, что, наоборот, отдавшись мне, она представила мне обратные доказательства? В нашей близости не было ничего общего с тем низким совокуплением. Элен отдалась мне, как отдается совсем целомудренная девушка: спокойно, всем своим телом, конечно, но прежде всего -- душой без остатка. Я погладил ей волосы и повторил:

- Нет, Элен, теперь я точно знаю, что это была не ты...

Не могу сказать вам, как долго лежали мы так, наслаждаясь душевной близостью больше, чем недавней телесной.

- Элен...

- Что?

- Ты меня любишь?

Когда мужчина задает в подобных обстоятельствах такой вопрос женщине, можете быть уверены, что в девяти случаях из десяти она скажет что-то долгое и невнятное. Элен сказала лишь "да". Но она очень ясно произнесла это короткое слово.

Послышался шум поезда -- рядом пролегала железная дорога.

- Может, нам нужно уже возвращаться? - спросил я.

- Пожалуй, ты прав...

Когда мы встали, я снова обнял ее и поцеловал. Одежда у нее была вся мокрая и в песке. Я почувствовал ее горячее, дрожащее тело и опять едва не потерял голову, но она отстранилась от меня.

- Пойдем, - сказала она, взяла меня за руку и повела.

Подул легкий морской ветер - о, сейчас он особенно был приятен нам!

Прежде чем войти в дом, я остановил ее и хотел привлечь к себе, но она лишь позволила задержаться.

- Элен, я хотел бы сказать тебе что-то...

- Я тоже, Виктор...

- Говори же! Нет, сначала ты...

- Элен, я никогда не был так счастлив, как сейчас. Ну, а теперь говори ты.

- Я хотела сказать тебе то же самое, Виктор.

Мы вошли в холл. Было темно, особенно после улицы, и Элен включила свет. Мы окаменели: возле лестницы сидела в своей коляске Ева. Она так пронизывала нас взглядом, что я сразу же почувствовал: ни одна деталь в нашем облике не ускользнула от ее внимания - ни еловые иголки в волосах на моей голой груди, ни помятая одежда сестры, ни песок в наших волосах... А главное, она видела наши взгляды - взгляды поверженных любовью людей...

Элен все-таки выдержала ее взгляд. Ева первой отвела глаза. Некоторое время она колебалась, потом, резко заманеврировав колесами, въехала в свой подъемник.

Она медленно поднималась, и мы смотрели ей вслед. А Ева переводила свои холодные глаза с Элен на меня, с меня на Элен. Наконец нам стали видны лишь ее бледные мертвые ноги и вскоре она исчезла.

Элен прикрыла рукой глаза.

- Это ужасно, - пробормотала она.

И мне, признаюсь вам, было не очень весело. И без предвечернего поцелуя с Евой ситуация была слишком деликатной, а с ним уже и вовсе казалась ужасной, даже безвыходной.

- Что мы будем делать? - вздохнув, спросила Элен.

- Пойдем спать, а завтра увидим...

- Понимаешь...

- Что?

- Я боюсь, Виктор.

- Чего?

- Чтобы она не наделала глупостей. С ее темпераментом!.. Я... Я ожидаю самого худшего!

Выплачется и уснет. А завтра попробуем ей все объяснить.

- Объяснить что?

- Ну, что мы любим друг друга!

- Ты думаешь, она еще в этом сомневается?

- Нет, конечно. Я хотел сказать, мы объясним ей, что это нормально, что ты любишь мужчину и что она должна это понять и принять.

Элен, казалось, была в полной растерянности. Напрасно я успокаивал ее, ничего не помогало.

- Она никогда не примет эту идею!

- Не говори глупостей.

Она в отчаянии заламывала руки и казалась мне еще более красивой. И, клянусь вам, я был от нее без ума.

- Виктор... Виктор, нужно, необходимо, чтобы ты пошел сейчас к ней... Чтобы ты... Чтобы ты объяснил ей все... Она, кажется, слушается тебя... Ты сможешь ей объяснить...

- Завтра...

- Завтра, возможно, будет поздно. Ты не знаешь ее. Она способна... она способна...

- На что?

- На все, на все, что угодно, только бы отомстить... Если не хочешь ты, то пойду я. Этого уж точно нельзя было допустить.

- Хорошо... Иди спать. Я переговорю с ней.

Коляска Евы была сконструирована так остроумно, что позволяла ей максимально возможную свободу перемещений. Поднималось и опускалось сидение, откидывалась спинка. Благодаря этому, Ева могла взбираться на кровать и сползать с нее без посторонней помощи.

Когда я вошел в ее комнату, она была на кровати. Я впервые увидел коляску пустой. Мрачный был у нее вид без Евы.

Должно быть, Ева ждала кого-то из нас -- дверь не была закрыта на задвижку.

Я приближался к Еве, она смотрела на меня насмешливо. - Смотрите! - вскричала она. - Вот мужчина нашего дома!

Намек пронзил меня холодом, и я пробормотал что-то жалкое, кажется:

- Не делайте из меня идиота. Она помахала мне пальцем:

- Вам бы на ярмарках красоваться, господин Менда... Глядя на ваш обнаженный торс, можно сказать, что вы атлет, разбиватель оков. Вы только представьте себе зазывалу: "Спешите все, спешите все! Виктор Менда - разбиватель оков!" - Ева хихикнула. - Хотя, на самом деле вы способны разбивать только миф в доме.

Я присел на стул возле ее кровати.

- А девочка ревнива?

Она расхохоталась чуть ли не до слез:

- Я, я ревнива? Из-за вас? Да у вас, старичок, мания величия!

- Я люблю вашу сестру, Ева!

А вот это ее пробило. Она полагала, что я буду осторожен в словах, но моя жестокая прямота смела всю ее иронию.

- Это не правда...

- Нет. Это правда. Я не могу ничего с собой поделать. И я не искал ее. Все само собой произошло. Она тоже любит меня.

- Вы поженитесь, и у вас будет много детей, - нервно хихикнула она и зарыдала, напрасно пытаясь сдержаться.

- Ева... Я смогу жениться лишь тогда, когда поправлю свои дела...

- Тогда это грозит стать вечным.

- Оставьте сарказмы. Вам лучше выплакаться.

- Смотри-ка!..

- Правда, вам это очень нужно...

И она заревела, словно только этого совета и ждала. Вздрагивала и икала, зарывшись лицом в подушку. А я даже боялся утешить ее, погладив или обняв, - помнил о вчерашнем поцелуе. В общем, я ждал, когда все пройдет. Слезы многое вымывают.

Наконец она успокоилась. Но в ее покрасневших глазах был стыд, и она избегала смотреть мне в лицо.

- Ева, можно сказать вам еще что-то? Она кивнула.

- Слушайте, у меня к вам...

- Чувство самой искренней дружбы, да? -- вскрикнула она. --

Давайте, давайте, рассказывайте, а мы будем верить.

- Нет, Ева, это не чувство дружбы. Это что-то более тонкое... Я

не хочу разделять вас с Элен... Никогда, вы меня слышите? Я постараюсь создать в доме добрую атмосферу... Вы увидите, чего только мы ни придумаем!

Она с удивлением посмотрела на меня.

- Помните, что я сказал вам вчера, до того, как мы... до того, как мы совершили это сумасбродство?..

Она усмехнулась:

- А вы представляете, что будет если, я расскажу об этом, так сказать, сумасбродстве Элен?

С самого начала всей этой сцены я предчувствовал возможность шантажа с ее стороны.

Я весь побледнел, но продолжал смотреть на нее спокойно, как будто бы речь шла о незначительной шалости.

- Хорошо, предположим, - сказал я, напуская на себя веселый вид. Но голос у меня был глухой.

- Вы знаете, что она сделает?

- Я слушаю.

- Она покажет вам дверь, и вам останется лишь прихватить ваш чемоданчик... Я почувствовал, что должен немедленно что-то сделать, чтобы исправить положение. Что-то неожиданное, существенное.

Я вышел в коридор и крикнул:

- Элен! Подойдите, пожалуйста, на минуту!.. Мне кажется, Ева нам хочет что-то сказать!

Как только я опять повернулся лицом к Еве, я увидел растерянность в глазах -- теперь это был уже совершенно другой человек.

Элен пришла, смущенная, в бело-голубой ночной рубашке. Она остановилась у дверей и смотрела на свою сестру с таким страхом, что мне стало больно за эту взрослую женщину.

- Слушаю тебя, моя дорогая... Ева прочистила горло:

- Виктор мне все сказал...

- Кажется, вы любите друг друга и женитесь на днях... Когда он найдет себе место?

Элен смотрела на меня с удивлением. Я заморгал ресницами. Ева теребила в руке уголок своей простыни.

- Мне кажется также, - продолжала она, - что вы позволите мне остаться с вами...

Элен подошла к кровати. Она взяла в руки золотистые волосы сестры и убрала их с ее лица.

- Ну конечно, моя дорогая...

- Думаю, нужно, чтобы Виктор быстрее нашел себе место. И тогда все будет чудесно, не так ли?

Элен кивнула.

Ева снова зарыдала. Рыдания были такие сильные, что я испугался. Кровать вздрагивала. Девушка чуть ли не задыхалась. Элен побежала в соседнюю ванную, принесла оттуда стакан воды, налила в него капель десять какой-то жидкости из коричневого флакона на столике и заставила Еву выпить весь стакан. - Спи моя дорогая, - обняла она ее по-матерински. - Поговорим об этом завтра.

Какое-то время мы еще оставались в комнате. Ева постепенно перестала икать, дыхание ее становилось все более ровным, и мы вышли. Я был весь в поту - нервы.

- Спасибо, - прошептала Элен. - Страшно, наверное, было, правда? Я пожал плечами. - Только казалось, что страшно, Элен. 

2011-8-12 10:08