- Конечно. Я подожду вас здесь, Квинлан. Джеймс вернулся практически сразу. Шериф, опираясь руками о стойку, смотрел в окно. Это был высокий мужчина, стройный, мускулистый и поджарый. Судя по всему, из тех, кто бегает по утрам. Вероятно, на несколько лет старше Джеймса. В нем была такая надежность, что людям хотелось с ним разговаривать. Джеймса это качество восхищало, однако сам он ничего рассказывать не собирался. Дэвид Маунтбэнк начинал ему нравиться, но он не мог допустить, чтобы это обстоятельство как-то на него повлияло. Не желая его испугать, Квинлан тихо произнес:

- Она уснула. Я накрыл ее вязаным шерстяным платком Амабель. Но давайте не будем шуметь, ладно, шериф?

Шериф медленно повернулся к Квинлану:

- Называйте меня Дэвидом. Так что же все-таки происходит? Зачем вы здесь?

Квинлан спокойно ответил:

- На самом деле я приехал сюда совсем не для того, чтобы выяснять про Харви и Мардж Дженсен. Это всего лишь моя "крыша". Хотя их исчезновение по-прежнему остается загадкой. И дело не только в них. Вы правы, ваша предшественница на посту шерифа отсылала всю информацию в ФБР, включая рапорты об исчезновении еще двоих - мотоциклиста и его приятельницы. То же самое делали и в других городах, выше и ниже по побережью. К сегодняшнему дню существует уже приличная пухленькая папка на людей, которые бесследно исчечли в здешних местах. Очевидно, Дженсены были первыми, поэтому я к ним и прицепился. Я представлялось всем как частный детектив, потому что не хочу пугать этих старых обывателей. Они бы просто рехнулись, если бы узнали, что среди них околачивается агент ФБР, и одному Богу известно, чем он тут занимается.

- Что ж, прикрытие хорошее, потому что оно настоящее. Я не думаю, что вы расскажете, в чем дело в действительности, так ведь?

- Я не могу. По крайней мере сейчас. Вы можете пока удовольствоваться этим?

- Полагаю, что мне придется. А все-таки вы выяснили что-нибудь насчет Дженсенов?

- Да, кое-что: все эти респектабельные старики и старушки мне врут!

Можете представить себе что-нибудь подобное? Ваши бабушки и дедушки врут в глаза по совершенно безобидному вопросу: по поводу какой-то пожилой пары, которая, возможно, заехала на своем "виннебаго" в Коув, просто чтобы купить лучшее в мире мороженое!

- Ну хорошо, допускаю, что они действительно помнят Харви и Мардж, но боятся говорить - боятся оказаться во что-нибудь замешанными. Почему вы сразу же не пришли с этим ко мне? Не рассказали, кто вы такой и что вы здесь тайно?

- Я хотел как можно дольше скрывать правду. Так легче. - Квинлан пожал плечами. - Что ж, коль скоро я ничего не обнаружил, от этого никому никакого вреда. Кто знает, а вдруг я бы выяснил что-то обо всех этих пропавших без вести?

- Вы бы могли и дальше вполне успешно прикрываться от меня своей "легендой", если бы не эти две смерти. Тут-то и стало заметно, что вы слишком хороши, слишком основательно подготовлены. - Дэвид Маунтбэнк вздохнул, сделал большой глоток чая с бренди, слегка поежился, а потом улыбнулся, похлопывая себя по животу. - Ну вот, это немного поднимает настроение.

- Точно.

- Чем вы занимаетесь с Салли Брэндон?

- Дело в том, что с первого же дня, как я сюда попал, она меня в некотором роде зацепила. Она мне нравится. И, по-моему, Салли не заслуживает всех этих неприятностей.

- "Неприятности" - это слишком мягко сказано. Увидеть женский труп, который бьется о камни у подножия этих скал, достаточно, чтобы человека до конца жизни мучили по ночам кошмары. Но найти доктора Спайвера, которому выстрелом снесло полголовы, еще хуже.

Дэвид отхлебнул еще чаю.

- Я и то наверняка надолго запомню это зрелище. Так вы считаете, что по какой-то дикой случайности две эти смерти так или иначе связаны с делами о пропавших без вести, заведенными ФБР, с Харви, Мардж и всеми остальными?

- Даже мой извращенный ум воспринимает эту идею как фантастику, но, согласитесь, вы ведь тоже над этим задумываетесь, верно?

"Квинлан опять это делает", - подумал Дэвид беззлобно. Он спокоен, он вежлив, но ни за что не проболтается о том, о чем не хочет. Его   невозможно вывести из себя. Интересно все-таки, какого черта он оказался в этой дыре на самом деле? Что ж, Квинлан сам ему скажет, когда придет время. Вслух же он медленно произнес:

- Я понимаю, вы не расскажете мне, что вас сюда привело в действительности, но сейчас мне вполне достаточно того, что я узнал, и я не собираюсь гнать волну по этому поводу. Занимайтесь тем, чем занимаетесь, а если вы можете хоть чем-то помочь мне или я могу помочь вам - я к вашим услугам.

- Спасибо Дэвид, ценю вашу поддержку. Этот Коув - занятный городок, не находите?

- Теперь - да. Видели бы вы его года три-четыре назад. Он был настолько ветхим, насколько можно вообразить, из жителей - одни старики, кругом полный упадок. Все кто помоложе удирали отсюда, задрав хвост, как только у них появлялась такая возможность. А потом пришло процветание. Чем бы они ни занимались, они делали это хорошо и с восхитительной планомерностью.

- Может, у кого-нибудь из них умер богатый родственник, оставив кучу денег, и пожертвовал средства городу? Как бы то ни было, сейчас Коув - просто загляденье. Да, это доказывает, что, объединив усилия, горожане в состоянии вытащить самих себя из болота. За это их поневоле начнешь уважать.

Дэвид поставил пустую чашку в раковину.

- Ладно, я возвращаюсь в дом дока Спайвера. У меня ровным счетом ничего нет по этому делу, Квинлан.

- Если я сумею что-то обнаружить - позвоню.

- Знаете, я не собираюсь разглашать эти сведения. До меня только сейчас дошло, что эти две смерти должны быть для местных стариков очень тяжелым испытанием. А тут появляюсь еще и я, практически готовый обвинить одного из них в том, что он держал в плену эту самую женщину, прежде чем убить. Хм, я даже думал, что, когда вы вызвались привести к Ханкеру Доусону доктора Спайвера, те четверо стариков уже знали, что док мертв, и, следовательно, имели какое-то отношение к этой смерти. Должно быть, я сошел с ума. Все они добропорядочные граждане. И этот вопрос надо прояснить как можно скорее.

- Как я уже говорил, если что узнаю - сообщу вам.

Дэвид не был уверен, что это правда, но создавалось впечатление, что Квинлан говорит вполне искренне. Что ж, так и должно быть. Ведь его учителями были лучшие из лучших. У Дэвида был двоюродный брат, Том Нейббер - так тот в начале восьмидесятых проходил подготовку в Куантико и вылетел оттуда, продержавшись меньше четырех недель из шестнадцати. Дэвиду казалось, что у кузена есть все, что требуется для этого заведения, но тот не справился. Уходя, Дэвид обернулся в дверях кухни.

- Это странно, но неизбежно. Салли здесь не ждали. Кто бы ни убил Лауру Стратер, он тогда уже держал ее у себя в плену. Если бы Салли в первую же ночь после приезда не услышала женский крик, держу пари, его бы вообще никто не услышал. Но случилось именно так. А если бы вы с Салли не отправились на прогулку по скалам, труп никогда бы не был найден. Никакого преступления не было бы вообще. НичегоГЛишь еще одно заявление о пропавшей без вести женщине, написанное ее мужем. Потом мы имеем доктора Спайвера - и это уже совсем другое дело. Убийцу ничуть не волновало, что труп обнаружат, - ему было на это просто наплевать.

- Не забывайте, это могло быть самоубийством.

- Да, знаю, но вам не кажется, что не очень-то похоже на самоубийство?

- Не знаю, но продолжайте вынюхивать, Дэвид. Я на самом деле удивляюсь, почему никто ни черта не слышал. Верится с трудом, правда? Люди вообще слишком своенравны от природы, чтобы так дружно договориться между собой. Думаю, на ваш взгляд, это должно смахивать на преступление.

- Да, пожалуй. Но я все же полагаю, что местные жители просто чего-то боятся. Я буду здесь поблизости, Квинлан. Позаботьтесь о Салли. Есть в ней нечто такое, из-за чего появляется непреодолимое желание укрыть ее своим плащом и проследить, чтобы с ней ничего не случилось.

- Хм, может быть, в данный конкретный момент это и так, но, если вы попытаетесь это сделать, когда она в нормальном состоянии, боюсь, она это желание из вас вышибет?

- У меня тоже такое чувство - вероятно, через некоторое время она бы так и сделала, но только не сейчас. Нет, здесь что-то не так, но что именно, я подозреваю, вы не собираетесь мне рассказывать.

- Мы с вами еще поговорим, Дэвид. Желаю удачи с предстоящим вскрытием.

- Ах да, мне нужно позвонить жене. Боюсь, она уже успела забыть, когда я в последний раз приходил домой к обеду.

- Вы женаты?

- Первое, что вы увидели, Квинлан, это мое обручальное кольцо. Не умничайте. Я даже упоминал про одного из своих детей. У меня их трое, все девочки. Когда я вхожу в дом, две из них начинают карабкаться по моим ногам, а третья тащит за собой стул, чтобы взобраться мне на руки. Они соревнуются, кто первый обнимет меня за шею. Дэвид одарил его кривой усмешкой, взмахнул на прощание рукой и вышел.

Никто не мог говорить ни о чем другом. Только о докторе Спайвере и о том, как двое чужаков нашли его лежащим в кресле-качалке, кровь капала с его пальцев, а полголовы было оторвано. Доктор покончил жизнь самоубийством - на этом сошлись все, - но почему? Рак, неизлечимая болезнь, заявила Тельма Неттро. У ее собственного деда тоже был рак, и он бы убил себя, если б не умер раньше. Он почти ослеп, доравил Ральф Китон. Все знали, что он доволен, потому что, когда им вернут тело, Ральф будет готовить его к погребению. Да, говорил Ральф, док не мог вынести мысли, что он уже больше не тот "врач милостью Божьей", что раньше. Он страдал из-за того, что его отвергла какая-то женщина, высказался Пурн Дэвис. Всем было известно, что Амабель несколько лет назад дала ему самому от ворот поворот, и Пурн все еще сокрушался по этому поводу. Он просто устал от жизни, предположила Хелен Китон, наполняя рожок тройного размера шоколадным мороженым с орехами пекан для Шерри Ворхиз. Немало старых людей начинают чувствовать усталость от жизни, и бедный док решил что-то предпринять, а не сидеть и ждать еще лет десять, когда наконец дьявол заберет его.

Возможно, говорил Ханкер Доусон, просто вероятно, док Спайвер имел какое-то отношение к смерти той бедной женщины. Тогда его самоубийство имело бы смысл, разве нет? Чувство вины могло довести такого прекрасного человека, как док, до того, что он выстрелил в себя. В городе не было адвокатских .контор, но адвоката доктора шериф разыскал довольно скоро. У старика оказалось около двадцати двух тысяч долларов на счету в банке в Саут-Бенде. И доктор оставил эти деньги в пользу городского фонда, как он его называл, возглавляемого преподобным Хэлом Ворхизом. Шериф Маунтбэнк немало удивился, когда ему рассказали о городском фонде. Ни о чем подобном он никогда раньше не слышал.

Интересно, КАКОЕ влияние оказывает этот фонд на мотивы поведения горожан? Конечно, он пока еще не знал точно, было ли именно так, что кто-то засунул в рот Снайперу пистолет тридцать восьмого калибра, спустил курок, а потом втиснул рукоятку в мертвую руку. Тогда это преднамеренное убийство, вот что это такое. Или же доктор Спайвер сам засунул дуло пистолета себе в рот. Понсер позвонил Дэвиду в тот же вечер в восемь часов. Он закончил вскрытие и теперь, черт бы его подрал, начал темнить да увиливать. Дэвид немного поднажал, и Понсер в результате заявил, что это самоубийство. Нет, у доктора Спайвера не было никакой смертельной болезни, по крайней мере он ничего подобного не обнаружил.

Тем вечером Амабель сказала своей племяннице:

- Знаешь, я думаю, нам с тобой стоит поехать в Мексику и поваляться на пляже.

Салли улыбнулась. Она все еще не сняла с себя махрового халата Амабель, потому что просто никак не могла согреться. Джеймсу не хотелось ее покидать, но потом он, кажется, вспомнил что-то такое, из-за чего ему пришлось вернуться в гостиницу. Салли хотела спросить, в чем дело, но сдержала себя.

- Нет, Амабель, я не могу уехать в Мексику. У меня нет паспорта.

- Тогда остается Аляска. Поваляемся в сугробах. Я могла бы рисовать, а ты - чем бы ты могла заняться, Салли? Что ты делала до того, как убили твоего отца?

Салли стало еще холоднее. Она плотнее закуталась в халат и села поближе к обогревателю.

- Я работала старшим помощником сенатора Бэйнбриджа.

- Разве он не ушел в отставку?

- Ушел, в прошлом году. После этого я ничем не занималась.

- Почему же?

В сознании ожили яркие, безумные, очень реальные картины, казалось, они кричали, перекрывая шум ветра. Салли вцепилась в край кухонного стола.

- Все в порядке, детка, ты не обязана мне рассказывать. Это действительно не важно. Господи, ну и денек сегодня выдался! Мне будет не хватать доктора Спайвера. Кажется, он был здесь всегда. Да, всем будет его недоставать.

- Нет, Амабель, не всем.

- Значит, ты считаешь, что это не было самоубийство?

- Нет. - Салли глубоко вздохнула. - По-моему, в этом городе творится какое-то безумие.

- Как ты можешь говорить такое! Я прожила здесь почти тридцать лет. Я же не безумная. Никто из моих знакомых не сумасшедший. Все они простые, вполне практичные люди. Они дружелюбны и заботятся друг о друге, да и о самом городе. Кроме того, если считать, что ты права, то получается, что безумие началось только после вашего приезда. Как ты можешь это объяснить, Салли?

- Именно об этом говорил и шериф. Амабель, ты всерьез веришь, что эту Лауру Стратер - женщину, труп. которой нашли мы с Джеймсом, - в город привез какой-то незнакомец и где-то держал до тех пор, пока не убил?

- Что я думаю, Салли, так это что твои мозги заносит не туда, куда надо, и это отнюдь не на пользу твоему здоровью, особенно теперь, когда в твоей жизни и так все перевернуто с ног на голову. Просто не думай ОБ ЭТОМ. Скоро все опять вернется в норму. Обязательно должно вернуться.

Той же ночью, неспокойной, ветреной, но без дождя, что-то разбудило Салли ровно в три часа утра. Она полежала с минуту. Потом услышала тихое постукивание в оконное стекло. По крайней мере это не женский крик. "Просто ветка дерева стучит в окно", - подумала Салли. Она перевернулась на другой бок и натянула одеяло до самого носа. Просто ветка дерева. Стук. Она поднялась и выскользнула из кровати. Стук. Салли и не думала о том, что под окном нет достаточно высокого дерева, пока, откинув занавеску, не уперлась взглядом в отвратительно белое, ухмыляющееся лицо.

Амабель нашла ее на полу посреди комнаты. Окно было распахнуто, занавески развевались снаружи на ветру. Салли стояла на коленях, обхватив себя руками, и кричала, кричала... пока крик не иссяк в горле и изо рта уже не вылетало ни звука.

Квинлан принял решение немедленно:

- Я забираю ее с собой в гостиницу. Она останется со мной. Если случится что-то еще, я буду рядом и займусь этим.

Салли позвонила ему полчаса назад, задыхаясь, выдавливая из себя слова вперемежку со вздохами и умоляя, чтобы Джеймс пришел и заставил отца оставить ее в покое. Он слышал в отдалении голос Амабель. Она убеждала Салли, что та сейчас не в состоянии говорить по телефону с кем бы то ни было, а меньше всего с этим мужчиной, которого и не знает толком. Амабель говорила, что Салли просто взволнована, возбуждена, в окне, разумеется, никого не было, поэтому лучше положить трубку. "Это всего лишь фантазия, вспомни только, что ты перенесла".

Амабель продолжала говорить, не обращая внимания на Квинлана.

- Детка, просто задумайся. Ты спала и во сне, услышала, как ветер издает за окном странные звуки. Тебе снился сон, как и все предыдущие разы. Я готова поклясться, что ты еще не проснулась, даже когда отдергивала занавески.

- Я не спала. Ветер меня разбудил. Я лежала в постели. А потом был этот стук.

- Детка...

- Это не имеет значения, - сказал Квинлан, теряя терпение и понимая, что, если так пойдет дальше, скоро Салли и сама будет считать, что сошла с ума и навоображала все это. Квинлан молил Бога, чтобы Салли так не решила. Но ведь девушка провела в той лечебнице шесть месяцев. Она страдала манией преследования, именно так значится у нее в досье. Еще у нее были депрессия и склонность к самоубийству. Они беспокоились, что она причинит себе вред. Врач не хотел ее выпускать. Теперь они хотят вернуть ее обратно, и первый, кто этого хочет, ее муж. Интересно, законно ли помещать в лечебницу человека, который не дает на то добровольного согласия? И почему родители Салли ничего не предпринимали по этому поводу? Или они тоже считали, что она чокнутая? Но ведь она человек, обладающий законными правами. Нужно еще проверить, как они сумели обойти этот пункт.

А сейчас Квинлан сказал:

- Амабель, не могли бы вы уложить вещи Салли? Я бы хотел, чтобы все мы успели еще немного посла ть до утри.

Амабель поджала губы.

- Салли - замужняя женщина. Она не должна уходить с ними.

Салли вдруг начала хохотать, это был низкий, хриплый, очень неприятный смех. Амабель была так поражена, что от неожиданности даже не нашлась, как реагировать. Она молча отправилась наверх собирать дорожную сумку Салли.

Через тридцать минут, уже после четырех утра, Квинлан привел Салли в свою комнату в башне.

- Спасибо, Джеймс. Я так устала! Спасибо, что вы за мной зашли.

Он за ней зашел, еще бы! Да он примчался в один миг, чтобы только ее заполучить! Проклятие, ну почему все, абсолютно все оборачивается не так, как должно было, не так, как он планировал? Он оказался в самой середине запутанной головоломки, и все, что есть в его распоряжении, - разрозненные кусочки, причем не похоже, что они вообще когда-нибудь могут сложиться в единую картину. Квинлан уложил Салли в постель, подоткнул со всех сторон одеяло и, не задумываясь о том, что делает, легонько поцеловал ее в губы. Она никак не отреагировала, только посмотрела на него.

- Спите. - Джеймс осторожно отодвинулся, убрал с ее лица выбившуюся прядку волос и убавил яркость настольной лампы. - Со всем этим мы разберемся. Можете больше не волноваться. Черт, это было больше, чем просто обещание, и это его серьезно пугало.

- Он так и сказал мне по телефону - что он уже идет за мной. Скоро, сказал он, очень скоро. Он ведь не врал, правда? Он здесь, Джеймс.

- Да,  кто-то здесь есть. Мы займемся этим завтра, а сейчас спите. Кто здесь есть наверняка, так это я, и я больше не собираюсь оставлять вас одну.

Обычно она бывала одна. Вначале некоторые пациенты еще пытались заговаривать с ней - на свой манер, - но она просто от них отворачиваясь. На самом деле это не имело никакого значения, потому что большую часть времени ее разум пребывал в каком-то замутненном состоянии. Мозг находился в таком полнейшем разладе со всем, что она была способна различить во внешнем мире или внутри себя, что она чувствовала себя так, словно потерялась в темной пещере. Или, наоборот, воспарила в безвоздушном пространстве. Здесь не было никакой реальности, не было подъема в пять утра, чтобы пробежаться вверх по Эксетер-стрит до Конкорд-авеню, преодолев добрых пару миль, потом прибежать домой, забраться под душ и, моя голову, подумать обо всем, что намечено на предстоящий день.

Сенатор Бэйнбридж бывал в Белом доме по крайней мере дважды в неделю. Она много раз его сопровождала, имея при себе его заметки по всем темам, которые должны были обсуждаться. Ей было легко этим заниматься, потому что большую часть этих заметок писала она сама, а позицию сенатора по проектам, которые он предлагал комитету, Салли знала как его самого. Как много она всего делала, в чем только не  участвовала! Она принимала участие в пресс-конференциях, совещаниях сенатора с аппаратом, когда они пытались определить. какую позицию ему следует занять по тому пли иному актуальному вопросу. Еще были компании по сбору средств, приемы в посольствах, политические банкеты, вечера для прессы - много всего, и Салли это любила, пусть даже вечером она валилась в постель совершенно обессиленной.

Первое время Скотт часто говорил ей, что гордится своей женой. Казалось, он был счастлив получать приглашения на все эти вечеринки, встречаться с разными важными персонами. Но это только поначалу. Сейчас Салли не делала ничего. Кто-то два раза в неделю мыл ей голову. Она едва это замечала, если только они не проливали воду ей за шиворот. У нее больше не было никаких мускулов, хотя кто-то и выводил ее каждый день на долгие пешие прогулки - точь-в-точь как собачку. Как-то раз ей захотелось побежать - побежать просто так, почувствовать, как ветер бьет в лицо, но они ей не разрешили. После этого они с еще большим рвением пичкали ее лекарствами, так что ей уже не хотелось бегать. Он приходил - когда два раза в неделю, а когда и чаще. Медсестры его обожали, тихо перешептываясь о том, какой он преданный. Обычно он сидел с ней несколько минут в общей комнате отдыха, а потом брал ее за руку и провожал в палату. Это была голая белая комната, в которой не было ничего, что могло быть использовано для попытки самоубийства - никаких ремней, веревок, ничего острого.

Как она однажды случайно услышала, это он сам обставил мебелью ее палату по совету доктора Бидермейера. Он выбрал металлическую кровать, сделанную под дерево, но не деревянную, чтобы Салли не могла отколупнуть длинную щепку и проткнуть себе сердце. Не то чтобы ей когда-нибудь могла прийти в голову подобная мысль, но он рассказывал об этом и смеялся. Взяв в ладони ее лицо, он говорил, что будет заботиться о ней очень долго. Потом он снимал с нее одежду и заставлял ее лечь на спину. Потом расхаживал вокруг кровати, глядя на Салли, и говорил, говорил... Рассказывал о том, как прошел его день, о работе, о женщине, с которой сейчас спит. Потом расстегнул молнию на брюках и показал ей себя, говоря при этом, что ей здорово повезло, что она может его видеть, а когда-нибудь он даже позволит ей к нему прикоснуться, но пока что он не настолько ей доверяет.

Он трогал ее повсюду. Тер о себя. Прямо перед тем как кончить, бил ее хотя бы один раз, обычно по ребрам. Однажды, когда он запрокинул голову в оргазме, Салли сквозь застилавший глаза туман увидела, что в застекленное окошко двери на них пялятся двое каких-то людей и, не переставая глазеть, разговаривают. Она попыталась оттолкнуть его от себя, но ничего не вышло. У нее было так мало сил! Он кончил, склонился над ней, прочел ненависть в ее глазах и ударил по лицу. Это был единственный раз, когда он бил ее по лицу. Она помнила, как однажды он перевернул ее на живот, притянув к себе ее спину, и сказал, что, может, когда-нибудь он даст ей почувствовать, как он в нее входит, глубоко-глубоко, и это будет больно - ведь он большой, правда? Но не сейчас, нет, пока она этого еще не заслужила. Ну и что? У них впереди годы и годы на то, чтобы заниматься самыми разными вещами. Она ничего не сказала. За это он стал ее бить ремнем по ягодицам. Она помнит, что кричала, умоляла, опять кричала, пыталась увернуться, но он держал ее. Он не остановился.

***

В пять часов утра Квинлана разбудил крик - громкий, отчаянный и полный такой боли, что это было просто невозможно вынести. Джеймс вскочил, и через мгновение он был уже рядом с Салли и прижимал ее к себе. Он гладил ее, пытаясь успокоить, и говорил, говорил - просто произносил вслух все подряд, что приходило в голову, лишь бы только вывести ее из этого ужасного ночного кошмара.

- Боже мой, мне было так больно, а ему все равно! Он все бил и бил, и держал меня так, чтобы я не могла сдвинуться, не могла убежать. Я кричала, но никто не приходил, всем было безразлично. Но я знаю, что те физиономии все еще заглядывали в дверное окошко, и им нравилось смотреть. О нет! О Господи, сделай так, чтобы он перестал! Останови его!

Значит, это был кошмарный сон о тех временах, что она провела в той лечебнице - по крайней мере похоже, что так! В этом есть что-то садистское и сексуальное. Черт подери, что же там такое творилось?!

Погрузив одну руку в ее волосы, другой Джеймс поглаживал Салли по спине и говорил, говорил... Жуткие всхлипы постепенно стали реже, сдавленное дыхание понемногу выравнивалось. Салли начала икать. Она откинулась на спину, вытирая рукой нос. На мгновение она закрыла глаза, а потом вдруг задрожала.

- Не надо, Салли, хватит. Я здесь, с вами, и все в порядке. Просто прислонитесь ко мне и расслабьтесь, вот так. Дышите глубже и медленнее. Вот так, хорошо, просто замечательно.

Он опять погладил ее по спине, чувствуя, как ее дрожь постепенно унимается. Боже правый, что же ей такое приснилось? Воспоминания, искаженные подсознанием, могут стать порой просто жуткими.

- Что он с вами делал? - Джеймс говорил тихо, медленно, согревая дыханием ее висок. - Вы можете мне рассказать. Если вы поговорите об этом, кошмар пройдет гораздо быстрее.

Салли зашептала ему в шею:

- Он приходил не меньше двух раз в неделю, и каждый раз снимал с меня одежду, смотрел на меня, трогал меня всю и рассказывал, чем он в этот день занимался, с какой был женщиной... В двери было окошко, и в него кто-то заглядывал, одни и те же люди, как будто они купили сезонный абонемент на это зрелище. Это ужасно, но большую часть времени я просто безучастно лежала, потому что мое сознание не работало. Но в тот раз мне было так больно - я помню, что ко мне вернулись мысли и чувства, вернулись достаточно, чтобы я могла испытать унижение. Я пыталась от него отодвинуться, бороться с ним, но он все продолжал и продолжал меня избивать - сначала рукой, потом ремнем. Ему доставляло удовольствие видеть, что у меня пошла кровь. Еще он сказал, что, может быть, когда-нибудь в будущем, когда я заслужу эту честь, он войдет в меня. Можешь не беспокоиться, говорит, у меня отрицательный анализ на СПИД - да ты бы все равно не стала, ведь ты ненормальная. Прямо так и сказал: "Ты же ни хрена не запомнишь, верно, Салли, потому что ты - чокнутая".

Хотя Квинлан и был очень напряжен, он живо представил себе, что если бы его кто-то избивал, то он бы просто рассыпался на тысячи осколков. Теперь Салли бессильно прильнула к нему, дыхание ее становилось все тише, все спокойнее. Он оказался прав! От того, что она произнесла все вслух, ей стало легче. Ей, но не Квинлану, Боже правый, только не ему. Могло ли быть так, что все это лишь игра ее воображения? Он молчал долго-долго. Наконец сказал:

- Тот, кто делал это с вами, был ваш муж, Салли?

Она не ответила. Она спала, и он почувствовал на своей груди ее ровное, тихое дыхание. Только теперь Джеймс осознал, что он одет только в шорты. А кому какое дело? Он легонько толкнул ее от себя и попытался отодвинуться. К его смятению и удовольствию, Салли обхватила его руками, сцепив их у него за спиной.

- Нет, пожалуйста, не надо, - проговорила она во сне.

Он опустился на кровать рядом с ней, лег на спину, прижимая ее лицо к своему плечу. Он это не планировал, подумал Квинлан, уставившись в темноте в потолок. Она глубоко дышала во сне, одна нога легла поперек его бедер, а ладонь примостилась у него на груди. Чуть ниже эта рука или чуть выше эта нога - и у него будут большие проблемы. Черт, у него и так уже большие проблемы! Джеймс поцеловал ее в лоб, прижал к себе еще крепче и закрыл глаза. По крайней мере этот ублюдок ее не изнасиловал. Но он ее избивал!

Как ни странно, вскоре Джеймс заснул.

2011-8-12 10:13